Пономарев аккомпанировал Козловскому на барабанах

– У меня вообще к этому фестивалю особое отношение, потому что когда мне было лет 12-13, у меня была огромная мечта – поехать на этот фестиваль, чтобы просто побывать в той атмосфере, на концертах, посмотреть, как это все происходит «вживую», а не по телевизору. И вот, когда, наконец-то, эта мечта сбылась, потому что это какое-то время действительно была настоящая мечта, я на это начал смотреть по-другому. Помню, когда впервые поехал на «Таврийские» и стоял под сценой (если не ошибаюсь, это был 2001 год). Тогда я подумал себе: «Было бы клево, если бы я приехал на этот фестиваль, и сам бы на нем выступил». Я представлял себе, что стою на этой сцене сам.

Позже одна моя знакомая подруга взяла в архиве этого фестиваля видеозапись – те съемки, когда я стоял на «Таврийских» под сценой (в тот момент меня как раз снимали) – и смонтировала так, будто я под сценой смотрел на себя – того, который на сцене. Это вышло так символично! И очень оригинально. На самом деле, если подумать, можно убедиться в том, что мечты, желания, какие-то вещи, которые произносятся вслух, и которые ты хочешь, чтобы сбылись на самом деле, они материализуются. Если действительно этого хочешь по-настоящему. Я говорил об этом с друзьями: «Когда-то я поеду на «Таврийские» и сам еще там спою!», хотя мне самому в это тогда не сильно верилось, хотя подсознательно я, конечно же, верил, что так оно и будет – и свершилось же!

– Как ты относишься к тому, что в этом году фестиваль перенесли в Киев?

– Немного странно было то, что в этом году «Таврийские» происходили в Киеве. Наверное, не так атмосферно и ощутимо, что это был именно этот фестиваль. Ведь в Киеве происходит масса других концертов – практически каждый месяц, каждую неделю: закрытые, открытые концерты, особенно летом на площадях. Люди немного уже привыкли к этим таким вещам, поэтому как для столицы, я считаю, что на фестивале присутствовало немного людей. Это не стало таким событием, как хотелось бы. К сожалению. Надеюсь, что на Джорджа Майкла все-таки придет большее количество людей.

– В целом – твои впечатления от своего выступления?

– Начну с того, что я всегда не доволен собой. Конечно, бывают моменты, когда я доволен, но чаще всего самокритика меня подавляет, и я понимаю, что в тот или иной момент можно было бы сделать что-то лучше. Из-за плохого звука в ушных мониторах я слышал только гитару и клавишные, то есть все остальное – барабаны, гитарное соло, бэк-вокал и звуки, которые шли «плэй-бэком», этого всего не было слышно, поэтому было очень тяжело работать. То есть на все сто я не мог расслабиться, потому что пытался вслушиваться, где же тот ритм (левое ухо где-то там еле-еле улавливало барабаны). Пелось наугад. Хотя люди говорят, что вроде как спел хорошо, но внутренне я чувствую, что работал только на 50%. Для полной отдачи надо чувствовать себя комфортно: ты должен осознавать, что ты сейчас слышишь, что поешь. А я слушал и думал: «Боже, где же тут вступление должно быть?!». Хотя я вида не подавал, этого по мне не было заметно, но, тем не менее, все равно в этом плане было сложно.

– Это все побудило тебя на дальнейшую работу с «живыми музыкантами»?

– Конечно, хочется работать с «живыми музыкантами». Просто надо, чтобы это все было как-то организованней. Например, пульт моего звукорежиссера находился традиционно перед сценой, но, как оказалось, он вызвучивал только порталы. А звукорежиссер, который создает атмосферу на самой сцене, ничего не сделал. Более того, когда я вышел на аван-сцену, кто-то, кто отвечал за пиро-технику, включил прямо мне в лицо фейерверк. В этом понимании было не слишком корректно. Ко всему прочему, мое выступление открывал балет, который отрабатывал сольный кусок под ди-джейский микс из моих песен. Этот диск вдруг начал «скакать». Почему – непонятно, ведь до этого он никогда не прыгал, все было идеально. А тут ни с того ни с сего все вдруг не так. Какая-то мистика! Поэтому в некоторых местах, где была поставлена хореография, я уже даже не танцевал, потому что был сосредоточен на том, где вступить. Та самая «Красота-Разлука», с которой я вышел. Ориентироваться было просто не на что, потому что эта песня начиналась с ударных, а я их попросту не слышал.

Я ни в коем случае не жалеюсь – просто делюсь фактами. Мне не жаль, что так получилось. Я отработал и счастлив, ведь я сцену люблю и сценой живу. Просто если ты уже выходишь на эту сцену, если это фестиваль такого уровня, то давайте будем как-то организованней, профессиональней подходить к этому вопросу, а не так, как в басне Крылова «Обезьяна и очки»: имеем технику и не знаем, что с ней делать – так же, как и обезьяна не знает, что же ей делать с теми очками. Где-то мне напомнило эту ситуацию.

Но все же атмосфера была прекрасной, я люблю такие фестивали. Особенно, когда после него собираются артисты. Жаль, что не все могут собраться: кому-то мешает работа, кому-то звездные амбиции... Хотя мне кажется важным для артиста общаться с организаторами этого мероприятия, как и с другими артистами. Но почему-то в нашей стране артисты не любят общаться друг с другом, они вообще друг друга не любят, хотя стоило бы поддерживать и, по крайней мере, уважать. Конечно, должен сохраняться дух конкуренции, но мы взрослые люди и все-таки это жизнь. Мы могли бы чаще объединяться и делать все так, как нужно НАМ. Но из-за того, что мы друг от друга по отдельности, мы сами и страдаем, потому что каждый пробивает себе дорогу сам. Я имею ввиду тех артистов, которые уже находятся на каком-то уровне. Они могли бы кое-что изменить.

– А как прошел традиционный после фестиваля джем-сейшн?

– Собралось много людей. Я пришел в отличном расположении духа. Мы там всячески веселились. Я спел «Шекспира» и «Червону руту», аккомпанировал мне на барабанах Александр Пономарев. Атмосфера была клевой! У меня было настроение «заводилы» и мне хотелось поднять его всем, поэтому всем все понравилось. Я пообщался с нужными мне людьми, встретил своих хороших знакомых. В общем, остался доволен.