Любят, ох любят кондовую советскую стилистику авторы «Ad Marginem’a» – то старательно ее копируя, то доводя до пародийного абсурда. Вот и Пепперштейн в юности явно зачитывался опусами, ныне издаваемыми в серии «Атлантида». Но в его книге канон старого детектива перекроен до основания. Мифы, символы и знаки советской пропаганды тут вовлечены в развеселую карнавальную пляску. Юная компания друзей (повесть «Пентагон») проводила каникулы в Крыму и во время ночной рейв-дискотеки на пляже недосчиталась Юли Волховцевой. Вернулись в Москву без нее, и все поиски натыкаются на таинственную стену: родственники явно что-то знают, но скрывают правду от подростков. Сюжет из молодежной детективной прозы медленно мутирует в область шизополитологии. Бомж, выдающий себя за академика РАН, впаривает Юлиным друзьям несусветную конспирологическую «телегу» о секретном советском оружии «Пентагон» (оно делает военные объекты невидимыми для врага), о его астральных прототипах в русской литературе («Чертогон» Лескова и «Бибигон» Чуковского) и об отважной русской девушке Юле, согласившейся участвовать в испытании этого антиамериканского чудо-оружия... Басни «академика» подкрепляются статистическими данными о здании Министерства обороны США, его тайной истории, а заодно и экскурсами в геометрическую теорию пентаграммы. А по версии одного из Юлиных друзей, студента ВГИКа Коли Буратино (мечтающем «снимать свой галлюциноз в кино»), пропажа Юли – лишь воплощение классического киносюжета: то ли из «Леди исчезает» Хичкока, то ли из «Приключения» Антониони...
Но Сергей Сергеич, долго живший в Индии и знающий секреты древних символов, шутя распутывает историю с «Пентагоном». Как, впрочем, и со «Свастикой». Именно так во второй повести называется некая крымская вилла, построенная до революции богачом, любителем индийской мистики. В советское время часть свастичных изображений демонтировали, но кое-где в интерьерах они сохранились. И вот в наши дни на вилле один за другим появляются трупы. Каждый из убитых – фронтовик, ветеран Великой Отечественной войны, и каждое из тел распростерто на полу в позе, напоминающей пресловутый индийский знак счастья. Кто виновен в смерти стариков: неофашисты, сектанты, сумасшедшие?.. Даже пространная, глубокомысленно-пародийная лекция о всемирно-ритуальном смысле свастики – от орнамента североамериканских индейцев до древнерусского «коловрата» – ничего толком не проясняет. «В Печорском районе Архангельской области, ныне Республика Коми, свастику называют “заяц”. Старейший мастер хохломской росписи Степан Павлович Веселов из деревни Мокушкино Нижегородской области часто изображал на древних тарелках ромб и свастику в центре, называя ее “рыжик”. О свастичных ромбах народные мастера говорили, что они “с пальцами”. В некоторых деревнях Рязанщины свастику называют “ковылем”. В рязанской Мещере свастичный орнамент именуют “коняшками”, конскими головами. Слитая в ромбовидный замкнутый меандр кайма называется “коситница”. По подсчетам омского автора Январского, насчитывается сто сорок четыре русских названия свастики, в том числе “посолонь”, “святодар”, “цветок папоротника”...» Только тов. Курский, старый муровский зубр и негласный специалист по антироссийской политической символике, способен победить притаившееся Зло. Которое, впрочем, у Пепперштейна не выглядит таким уж страшным.
По материалам “Книжного обозрения” (Андрей Мирошкин)
Подписывайся на наш Facebook и будь в курсе всех самых интересных и актуальных новостей!
Комментарии