Павел Загребельный “Брухт”

Новый роман “Брухт” не стал событием прошлого года. С одной стороны, виной тому предыдущая книга Загребельного “Юлія, або Запрошення до самовбивства” – один из лучших украинских романов последних

19 августа 2005, 12:41

Новый роман “Брухт” не стал событием прошлого года. С одной стороны, виной тому предыдущая книга Загребельного “Юлія, або Запрошення до самовбивства” – один из лучших украинских романов последних лет, написанный живым классиком и патриархом, которого, в отличие от многих других хрестоматийных авторов, не поразило художественное ороговение.

“Брухт” стал ещё более неожиданной выходкой Загребельного. Если “Юлія” сразу очаровывает “триллерным” сюжетом, мистикой, изысканным психологизмом, философской воодушевленностью, то “Брухт” обрушивается на восприятие. Сюжет – только нагромождение декораций, давно вызывающих отвращение: постсоветская руина, сконцентрированная в образе Кузьмы Ягнича, бывшего “красного директора” металлургического гиганта в Кучугурах, пораженного болезнью Альцгеймера. Когда-то всесильный лев – ныне карикатура, застывший разлагающийся живой труп, чье существование нужно лишь нескольким паразитам – жене Евдокии (она же – “дунькозадая” коллега Ледва, акула–тигрица–самка, бизнес-леди, жаждущая власти и мщения) и ее неприметному “партнеру”, финансовому гению Нулю (гомункулу из алкогольных бредовых сновидений). Третий паразит – самый интересный. Это гуманитарий-захребетник, историк, потерпевший крах в криминальном бизнесе, авантюрист и эротоман Ярема Совинский. Все они – элементы всеобщей инсталляции под названием “Брухт”.

Эта история абсолютно предсказуема. Понятно, что Ягнич умрет и вместе с ним пропадет призрачная империя. Понятно, что Совинского ждет тяжелое “моральное похмелье”. Что в сказке о Евдокии–Золушке  нет ни принца, ни доброй феи, а потому после двенадцати всё закончится словом на букву “ж” (и в этом Загребельный сознательно отходит от настоящей бытийной правды, в которой и золушки, и халифы успевают даже в течение часа захапать себе прожиточный максимум). Единственная нить в романе, которая только в конце становится “красной”, – это Нуль, неприметный, неуловимый и непостижимый персонаж. Как на него не посмотри, он – ничто. Это абсолютный ноль, прозрачный и почти бестелесный. Его стихия – цифры, счета, оффшорные зоны. Но именно Нуль ставит точку в этой истории.

Прочтение “Брухта” как очередной констатации омерзения от нынешних реалий производит самое тяжелое впечатление. Куда ни посмотришь – увидишь историю корпорации “Куч-металл”: во фрагментах, цитатах, аналогиях. “История учит? Ну и пусть. История напоминает? Пусть напоминает. История требует? Мы сами требуем от нее. История ставит задачи? Не перед нами. История перешагивает через нас? Хватит уже перешагиваний. История нас топчет? Топтала, но не растоптала. Не всё так плохо в нашем доме. Действительно, не всё так плохо, а очень плохо, к вашему сведению, продажная тележурналистка”. Это один из многочисленных фрагментов, где Павел Загребельный обращается не в пустоту массовой глухоты, а к свидетелям тотальной распродажи, упадка и свинства. И не только к свидетелям, но и к непосредственным, активным участникам лживого карнавала на костях.

По материалам Зеркала недели 

Подписывайся на наш Facebook и будь в курсе всех самых интересных и актуальных новостей!


Комментарии

символов 999

Loading...

информация