"Что, если бы мне, не дай бог, сказали?"... — ну, пусть говорят неотразимчику Мельвилю Пупо. "Что бы я стал тогда делать?" — ну, пусть Пупо будет богатый, знаменитый, голубой. "Уж точно не возиться с анализами, операцией, химией, экстрасенсами, морфием, хосписом, которые все по-разному у всех", — ну, пусть будет четвертая стадия рака, причем неважно, чего. "Бросил бы я первым делом работу, бросил бы потом родственников, бросил бы следом секс", — после откровенной склочной сцены с любовником Пупо со смертным диагнозом в любом сортире в подвале любого гей-клуба вдруг становится чистый-чистый, будто всегда таким был, что и требовалось доказать. Единственное, что Озон, кстати, знает досконально — как выглядят подобные сортиры.
"Потом бы куда-нибудь уехал", — к бабушке, к бабушке, должен же кто-нибудь пожалеть. "А разве я сам не вправе жалеть себя?" — и Пупо вспоминает детство на уровне "как мальчишки впервые поцеловались" — ах, черт возьми, трогательно! — "как они писали в церкви в чашу для омовения рук" — ах, черт возьми, весело! "Но потом я обязательно сделал бы что-нибудь хорошее", — как рояль из кустов, Пупо подвертывается девица с бесплодным мужем, он делает им ребенка и оставляет ему все, что накопил. "А под самый конец я со всеми бы помирился", — слегка усохший Пупо засыпает на пляже рядом со здоровыми, богатыми телом купальщиками. "Но разве такой самый лучший, самый добрый, самый веселый, самый трогательный способен умереть?" — да никогда, ангел ты наш.
На первый взгляд, в фильме есть "простая смерть" и нет слезливых сантиментов. На второй — там только они и есть. Не в кадре, но в последовательности кадров. Для своей темы Озон выбрал самые тривиальные ходы мысли, что делает ее чистым умозрением, причем, примерно шестилетнего ребенка. Недаром единственное "абстрактное" рассуждение — пример с "шестилетним" воспоминанием, когда папочка заявляет в лесу про кролика-доходягу: "Таков закон природы". Недаром единственный "личный" момент при разговоре с бабушкой ("Почему ты рассказал именно мне? — Потому что ты тоже скоро умрешь") — мелкая месть, детская жестокость, желание обидеть. Больше ничем личным фильм похвастать не может, и вытягивают его действительно только Жанна Моро да немножко — Валерия Бруни Тедески.
Но обе они — на другие темы. Одна — про радость жизни, другая — про горесть жизни. И красавице Бруни Тедески достаточно одного скукоженного взгляда, чтобы ее героиня оказалась собой — подурневшей и обнаглевшей, и беззащитной, и старой в молодые годы от отсутствия ребенка. Про смерть как тему Франсуа Озона после фильма думать не хочется, просто чтобы не позориться. А ему хватает стыда вспоминать в связи с ним "Земляничную поляну" /Smultronstallet/ (1957). Он бы еще вспомнил "Жить" /Ikiru/ (1952) Куросавы или "Слово" /Ordet/ (1955) Дрейера, или "Фильм Ника "Молния над водой" /Lightning Over Water/ (1980) Вима Вендерса и Николаса Рея.
Комментарии