Самолетик времен Второй мировой пролетает над океаном, и второй пилот запихивает в капсулу какую-то записку. Капсулу так прямо и бросают на глубину, и вот на подлодке союзников ее уже прочли. Подлодке велено всплыть, найти и взять на борт компанию англичан со спасательного плотика. Англичан оказывается трое, двое раненых, одна баба. На бабу (Оливия Уильямс) вся подлодка делает стойку, особенно штурман (Мэтт Дэвис), но она не нравится капитану (Брюс Гринвуд) — во-первых, как дурная примета, во-вторых, как подозрительное лицо. Действительно, один из раненых с ней о чем-то шушукался, а потом началась ерунда. Когда немецкий крейсер засек лодку и стал бросать глубинные бомбы, команда обеспечила идеальную тишину. Не дышали, и вдруг патефон в отсеке сам по себе громко заиграл джаз. Кто завел патефон? Чуть позже он снова вдруг заиграет. Короче, тот раненый оказывается немцем, и капитан его тут же выводит в расход.
Баба возмущена, но это лишь начало. Сама она — медсестра с британского плавучего госпиталя, торпедированного вражеской подлодкой с одной странностью: в британца пустили только одну торпеду. Так не полагается, штурман-интеллигент в легком недоумении, старпом-жизнелюб (Холт МакКэллэни) его грубо посылает, а тут еще капитан проговаривается бабе, что он вовсе не капитан. Это он до сих пор был старпомом, но когда несколько дней назад они торпедировали очередной вражеский крейсер, настоящий капитан случайно утонул. И этого мало. Теперь, после глубинных бомб лодка не может всплыть, а без всплытия не дотянет до приписного порта в Коннектикуте. А на ней начинает ломаться все подряд, от компаса до турбины, и как бы неслучайно. Все время слышны шорохи и лязги, кто-то будто бы бегает за обшивкой, и в зеркале из темноты возникает лицо скелета.
Короче, так сложится, что неуправляемая лодка возьмет и вдруг поплывет в обратном направлении — туда, откуда пришли. Но только к концу все станет метафорой, потому что по ходу решаешь массу оперативных вопросов: кто шуршит и ломает приборы, что случилось с плавучим госпиталем, как погиб настоящий капитан, — и вообще пытаешься вычленить суть из живых подробностей. Сомневаться приходится во всем без исключения. Вопрос "а так ли это?" идеально ложится на замкнутое пространство с командой усталых мужиков, давно не видевших света, и на толщу воды вокруг них, и на морские суеверия, и на идущую войну, причем старинную, Вторую мировую. Причудливо так, причудливо получается. Брюс Гринвуд ("Тринадцать дней") со своим вечно сомнительным положительно-отрицательным обаянием вполне на месте, особенно в финале. Очень клево, когда труп немца ночью заговорил из мешка под койкой. Кто как, а я сбегала в буфет за подкреплением. С постоянной полутьмой, большим количеством допотопного железа, взрывами и штормами тоже все неплохо.
До самого конца неясно даже, что происходит — мистика или триллер. То есть разъяснится ли все или усугубится каким-нибудь бредом полтергейста, скелета в шкафу и женщины на корабле? "Глубина" сделана по схеме старой детской игры на сообразительность. Это когда рассказана ситуация: "Получает мужик посылку и, не вскрывая, идет и отпиливает себе руку", и, задавая вопросы только на "да" и "нет", надо догадаться, что было в посылке, кто ее прислал и зачем мужик это сделал. Кто задаст меньше вопросов, тот выиграет. В этом аспекте "Глубина" — "догадливое" кино, быстро соображает. В результате к тому же вообще оказывается неважно, триллер это или мистика.
Игра была в другом — в метафоре определенной жизненной ситуации. Просто метафора не тупая, типа "мою любовь, широкую, как море, вместить не могут жизни берега", а актуальная, с учетом разных юнгов, фроммов и адлеров. Ситуация же касается абстрактной расплаты за подлость. Давно известно, что каждая подлость в принципе — маленькое самоубийство. "Глубина" показала интересную вещь: каждый подлец знает, что для него все кончено, что все равно придется платить, но даже бессознательно он всегда тянет время, чтобы платить не одному. Его задача — утянуть за собой как можно больше людей: если не всех вообще, то хотя бы всех свидетелей. Так что смысл его жизни — не в том, чтобы делать подлости самому, а в том, чтобы другие тоже за них платили.
Когда в чистом жанре не тупо "добро побеждает зло" и вообще речь не о победе, а о добрых и злых нюансах, это живой, развивающийся жанр.
Комментарии