Ксения Суворовцева “Луна. 2 часть”

Продолжение. Начало в предыдущей статье. Однажды осенью – это были мои последние школьные осенние каникулы, я возвращалась из магазина с роскошным шоколадным тортом в руках – нам с Томой к чаю. Был

8 августа 2005, 09:35

Продолжение. Начало в предыдущей статье.

Однажды осенью – это были мои последние школьные осенние каникулы, я возвращалась из магазина с роскошным шоколадным тортом в руках – нам с Томой к чаю. Был пасмурный дождливый вечер, казалось, облака плывут над самою головою – поднимешь руку вверх, чуть подпрыгнешь и поймаешь какое–нибудь облако за мохнатую лапу. Я вошла в подъезд дома и вприпрыжку, словно первоклашка, побежала на третий этаж, к Томе, поднялась и увидела ее. Что-то невнятно бормоча себе под нoc, Тамара пыталась попасть ключом в замочную скважину. Она была пьяная. “Ах ты твою в Бога мать”, – заверещала она, как резанная, и стала ругаться так грязно, что я похолодела. Эта пьяная, ругающаяся матом баба в грязном плаще и рваных колго­тках, не могла быть моей Томой, изящной и нежной. Мне захотелось убежать, чтобы не видеть этой... этого существа. Но ноги словно приросли к полу.

Наконец-то Тамара меня увидела. И не узнала. Но протянула ключ и заплетающимся языком промымрила: “Помоги”, – добавив при этом такое словечко, что я покраснела до пупка. Вместе с Томой я вошла в квартиру. Не могла ее оставить в таком состоянии. Она, шатаясь, бродила по всей квартире, словно что-то искала, на ходу раздеваясь, пока не осталась в одном белье. Я посмотрела на нее и онемела: руки, ноги, шея были в синяках, свежих еще, не успевших почернеть. Она зацепилась за коврик и упала, голова ее с грохотом ударилась о паркет. Тамара глухо вскрикнула и затихла. Я испугалась: Господи, а если она умерла? Долго не решалась подойти к Тамаре, но потом всё же подошла, опустилась перед ней на колени. Тамара спала, неприлично широко раскинув ноги, и на внутренней поверхности бедер ее горели, словно маленькие красные звездочки, свежие ожоги, будто кто-то тушил о Тамарины ноги сигареты. Я попыталась ее разбудить, чтобы отвести в спальню, но бесполезно. Как смогла укутала ее в одеяло, положила под голову подушку и пошла домой.

На следующее утро я проснулась ни свет ни заря. Еле дождалась, пока мать уйдет на работу, и побежала к Тамаре. Еще в прихожей в нoc мне ударил едко-приторный запах перегара и блевотины. Что-то шуршало на кухне, послышался стук открываемых и закрываемых шкафчиков. Я заглянула туда. Тамара, неумытая голая, шарила по тумбочкам и шкафчикам, словно вор. Руки ее дрожали, на белом-белом лице, лихорадочно горели ярко-синие глаза. Я стояла, смотрела на нее и не могла слова сказать, язык словно прирос к небу. Наконец-то Тамара почувствовала мое присутствие, она резко повернулась, посмотрела на меня безумными глазами, вдруг упала на колени и поползла ко мне, приговаривая: “Оля, Оленька, найди мне чекушку, очень тебя прошу!” Я в ужасе начала пятиться к стенке. Тома ползла за мной, повторяя, словно молитву: “Найди мне, найди мне, вот, купи!” – она начала снимать с уха тяжелую золотую серьгу в виде полумесяца, серьга не поддавалась, и Тома рванула ее что есть силы, рыча, словно зверь. Нежная кожа на ухе разорвалась в клочья. И я видела, словно в замедленной съемке, как с ранки стекает густая ярко-красная капля и падает на пол, разбиваясь на тысячу маленьких ярких осколков, а в ушах стоял звон, будто разбилась хрустальная ваза. И Тамара, стоящая передо мной на коленях, протягивающая окровавленную сережку и повторяющая: “Найди, купи”. Я хотела бежать, но она мертвой хваткой вцепилась мне в пальто, и я никак не могла вырваться. Тогда я сбросила проклятое пальто и побежала что есть силы, и короткое расстояние между нашими квартирами показалось мне вечностью.

Весь день, оцепенев, сидела я в своей комнате. Потрясение было таким огромным, что даже не было сил плакать. Мысли, словно перепуганные птицы, бившиеся о черепную коробку, были отрывистые, я забывала слова и, словно плохой каменщик стену, не могла построить в своей тяжелой голове ни одной законченной фразы. Наконец я уснула.

Мне снились птицы. Они летали высоко-высоко, потом, расправив крылья, камнем падали вниз, останавливаясь перед самой землею и снова взлетая. Но это были уже не птицы, а огромные летучие мыши. Растопырив перепончатые крылья, они окружали меня, пока я не оказалась в “колодце” их крыльев, и снова я падала, падала, падала, и страшная потрескавшаяся земля приближалась с неимоверной скоростью. Проснулась я под утро от собственного крика. Мамы дома уже не было. Меня знобило. Я померила температуру - 38, хотя ничего у меня не болело, даже насморка не было. Весь день я просидела дома, ожидая, может, придет Тома.

Но Тома не пришла ни на следующий день, ни через неделю. Я же не могла заставить себя переступить дверь ее квартиры, хотя думала о ней каждый день. Она пришла ровно через месяц. Было воскресенье. Зазвонил звонок и я, откуда-то точно зная, что это Тома, побежала открывать. Мы стояли друг напротив друга растерянные, не зная, что сказать. “Кто там?” – спросила мама, но я не смогла ответить. Послышались хлопающие звуки комнатных туфель без пяток, и мама вошла в прихожую, где стояли мы с Томой.

Мать взглянула на Тамару и побелела как стена. Глаза ее быстро-быстро заморгали, она стала задыхаться. Такой я ее никогда не видела. “Это ты!” – прошептала она и оперлась о стенку, 6удто боялась упасть. “Я! – ответила Тамара и вызывающе вздернула подбородок, в глазах ее сверкнуло презрение, – а ты думала я не вернусь?!” Они стояли друг против друга, как два врага на дуэли. Bоздух в комнате  наполнился ненавистью, я физически ощущала это. Казалось, сейчас он зазвенит, как остро оточенный клинок, и полоснет по коже, хищно ожидая первых алых: капель. Да, что же здесь творится, откуда они друг друга знают? Вдруг мама резко рванулась ко мне, схватила за плечи и сжала так, что стало больно, и белыми губами прошептала: “Не смей, не смей!” Тамара взвилась, будто ее хлестнули плетью, и прорычала; “Дур-р-р а! Думаешь, я ее не люблю!” Мама еще сильнее прижала меня к себе: “Уходи, – сказала она, и голос её звучал просительно, – уходи, пожалуйста.” Тамара еще с минуту постояла, то порываясь что-то сказать, то спиной, словно боялась, что сзади ее ударят, пятясь к двери. Наконец она вышла, тихонько  притворив за собой дверь. Мама без сил сползла по стене, закрыв лицо ладонями. Потом посмотрела на меня и устало, но твердо сказала: “Чтоб я тебя больше с этой дрянью не видела.” “Почему?” – вырвалось у меня. “Чтоб больше я не видела” – повторила мама.

продолжение следует…

Подписывайся на наш Facebook и будь в курсе всех самых интересных и актуальных новостей!


Комментарии

символов 999

Loading...

информация