Владимир Алейников “Пир”

Найти имя Владимира Алейникова в хрестоматиях по русской литературе ХХ столетия наверняка не составит труда. В короткой биографической сводке, кроме привычных “поэт, прозаик, переводчик”, непременно будет: прославленный основатель СМОГа (“Самого Молодого Общества Гениев”, или — “Смелость, Мысль, Образ, Глубина”), лауреат Премии Андрея Белого 1980 года. О 2005 году в жизни Алейникова как минимум напишут, что его роман “Пир” вошел в лонг-лист “Букера”.

Цикл “Отзывчивая среда” (что-то вроде “Человеческой комедии” Бальзака), в которую входит и “Пир”, в творчестве Алейникова занимает особое место. Весь цикл посвящен выдающимся творческим личностям, с которыми общался и дружил не менее выдающийся Владимир Алейников. Насколько “Отзывчивая среда” автобиографична, известно, пожалуй, только автору.

В романе-поэме “Пир” речь идет о Сергее Довлатове, который неоднократно приезжал в Москву к Алейникову. Описывая сюжет “Пира”, можно уложиться буквально в пару-тройку слов. Чуть не в каждый свой приезд Довлатов живет на квартире у Алейникова, где собираются представители московской богемы “не ради выпить, а ради общения”. А общаются там, ни много ни мало, — Анатолий Зверев, Веня Ерофеев, Генрих Сапгир, Игорь Холин, Леня Губанов, Петя Беленок, Володя Пятницкий, Леонард Данильцев… Что и говорить — отличная компания.

Подробное, педантично-энциклопедическое, легко-ироничное описание всего происходящего дополнено тремя лирическими отступлениями — воспоминаниями о Сергее. Воспоминания эти позволяют с помощью слов и слогов написать портрет того, кто со товарищи создал “другую литературу”, “другое искусство”. Следует отметить, что богема в романе предстает не как общий план, в котором невозможно различить индивидуальные черты каждого. Напротив: это яркие и реалистичные портреты талантливых людей. Автор не оставляет без внимания и “совковую” эпоху. О ней молодое поколение узнает много интересного, старшее же поколение вспомнит, “как это было”.

Конечно, если читатель будет выискивать в тексте Алейникова только описания банальных пьянок-гулянок, то он их непременно найдет. Ханжеское заявление о том, что в романе всё очень благопристойно, — по меньшей мере, звучало бы глупо. Но автор нисколько не зацикливается на происходящем “с пьяных глаз”: “Признаюсь вам, — что было, то было, вся богема выпить любила, даже очень, все пили тогда. Пусть казалось это защитой от невзгод, от советской яви. Я оправдывать это не вправе. Пили все. Защита — в ином: только в творчестве. В тяге к свету”. На самом деле всё, что творится на квартире у Алейникова, намного важнее и обширнее банального пьянства. Писатель воссоздает истинную атмосферу СМОГа — атмосферу свободного творчества. Когда само понятие свободы было эфемерным, но при этом таким желанным. Когда одни коллеги по цеху были упрятаны в психушки, другим пришлось эмигрировать, третьим приходилось принимать унизительные роли шутов при партийных бонзах… В общем, тогда, когда работать, тем более свободно, было почти невозможно. А ведь работали и создавали литературные, художественные, музыкальные шедевры. Значит, где плеть и цензура — там полет мысли, фантазии, вдохновения? Там пиршество духа?

В Алейниковском “Пире”, как в поэзии: всё эмоционально, личностно, надрывно. И как в прозе: всё очень реально, понятно, элегантно просто. Длинные предложения-абзацы и короткие предложения всего в два-три слова, как в китайской поэзии, создают замысловатый рисунок. И придают тексту сочность и объемность. Неспроста Алейников вспоминает слова Марины Цветаевой: “Проза поэта — другая работа, чем проза прозаика, в ней единица усилия (усердия) — не фраза, а слово, и даже часто — слог…”

Удивительно. Невероятно. Неимоверно. В прогулках двух друзей уместилось искусство, эпоха, столица, характеры, атмосфера.

Елена Синицкая