Группа “РЭП”

Группа “РЭП”, название которой расшифровывается как революционно-экспериментальное пространство, возникла во время революции и уже успела снискать почти скандальную славу. Новый проект, открывшийся в Центре Современного искусства, вызвал, как всегда, противоречивые мнения коллег и зрителей. О том, что на самом деле представляет собой группа молодых художников, как она возникла, о скандале с Венецианским биеннале и нападках коллег согласился побеседовать главный теоретик, и, по мнению многих, идеолог группы, художник Никита Кадан.

— Расскажи, как возникла группа.

— Группа “РЭП” возникла во время украинской революции. Это группа художников, которые делали перед этим разные проекты, начиная от таких достаточно инфантильных, типа киевско-львовского проекта “Рефлексия”. Второй — “Игра с архетипом”, вышел хороший, на мой взгляд, и получил первое место Украинского биеннале актуальных искусств. Мы разделили это первое место на двоих с куратором Викторией Бурлакой. Тогда же Владимир Кузнецов выиграл в конкурсе, который проводил Центр современного искусства для молодых авторов, и сделал свой проект “Страшно”. И грянула революция. Какое-то время мы были “майданными” борцами, а потом решили, что мы можем сделать что-то, что кроме нас никто не может. У таких выставочных презентаций, как, например, выставка с названием, которое мне жутко не нравится, — “Мистецьке «Так» помаранчевій революції”, цели благие и художники хорошие участвовали, но это был неадекватный продукт, а художническое самоудовлетворение. Вся жизнь ведь не в залах происходит. Посему пошла тема — делать работы: большие, грубые, лапидарные, на дешевых тканях большого метража, акриловыми красками и выставлять их под Кабмином и Администрацией президента, и тогда же случился контакт с Центром Современного искусства. Нам предложили помещение как мастерскую для работы, и то количество авторов, которое было задействовано, стало расширятся. Все завершилось большой выставкой под названием “РЭП”. Слово “РЭП” через трафареты было написано поверх плаката “ТАК”. Сейчас мы все это везем в Чикаго. Так образовалась группа, которая была несколько меньше, чем количество участников, потому что оно было огромным и хаотичным, как, собственно, и революционный процесс. Группа была максимально близка к составу, с которым мы делали первые проекты. Был подписан договор с Центром о годичной резиденции группы, которая состояла из мастерской и возможности делать четыре небольшие выставки и одну большую. Летом мы сделали открытую лабораторию, и большой проект открыли сейчас. Впереди еще одна небольшая выставка.

— Скандал с Венецианским биеннале. Как все происходило на самом деле?

— Для конкурса на участие Украины в Венецианском биеннале мы подали свой первый революционный проект и были, в принципе, удивлены, когда он выиграл в паре с заслуженным художником Андреем Бакотеем, художником мною любимым, но, конечно, не из контекста актуального искусства. Комиссия состоялась, голосование прошло, результат был зафиксирован в протоколах, опубликованных в Интернете через некоторое время. Через день министр культуры Оксана Билозир перечеркнула решение комиссии и назначила пере- голосование. На Венецианское биеннале был предложен Микола Бабак с проектом, “Діти твої, Україно” (кстати, достаточно несвежее название для биеннале). Елена Митякина, которая была сокуратором этого проекта, потом ушла из этого качества и всплыла как советник министра культуры. Мы дали пресс-конференцию. К нам присоединилась организация “Пора”, сейчас уже партия. Было замечательно, агрессивно и громко. Комиссию для переголосования дополнили на треть чиновники из министерства культуры и деятели искусств из провинции. Проект Бабака выиграл. Нас из конкурса отодвинули, непонятно почему. Уже через некоторое время на брифинге Оксана Билозир называла “РЭП” не иначе, как “наші діти”, ее заместитель сказала, что мы заняли “почетное” второе место. На самом деле мы никакого места не занимали. Мы заняли первое, а второй раз нас просто отстранили от участия. Чтобы было не грустно, а весело, мы сделали акцию под секретариатом президента. Там были перформансы, например, “Підкилимова політика” — под ковром кружилось некое тело и выглядело достаточно эротично, если воспринять как нечто под одеялом. Художники, обмотанные полиэтиленом, катались по земле и кричали про непрозрачность всего происходящего. К нам, в конце концов, вышел заместитель Зинченко — Маркиан Лукивский, выслушал нас и рассказал, что все это время все работники секретариата во всех офисах сидели у окна и смотрели на нас. Оказывается, мы парализавали работу секретариата. Надеюсь, Украина не очень пострадала из-за этого. В этот же день мы открыли выставку “Растерянные”, которая отражала интонацию растерянных революционеров, когда пришла новая реальнось и снова не весело.

— Расскажи о вашем проекте “Украинский эрмитаж”. И, конечно, о последней выставке в Центре современного искусства.

— Следущая акция называлась “Украинский эрмитаж”. Всем известно, что президент взялся делать украинский эрмитаж в “Арсенале”. Проблема эрмитажа — это интересно и симптоматично для будущих путей нашей культуры, как направление, которым идти явно не следует. Идея такова. Эрмитаж — это форма музея XVIII века. Искусство консервной банки. Туда утомленная мирской суетой душа приходит отдохнуть перед вечными шедеврами. Такое искусство устранено от критики, и как форма музея — это полнейшая мертвечина. Мы можем стать третьей страной после Нидерландов и России, где есть Эрмитаж. Но при этом одной из двух стран в Европе (первая — это Белоруссия), где нет поддерживаемого государством центра современного искусства. Встревоженные этой проблемой, мы создали ряд таких имитативных произведений, которые обыгрывали шедевральность, музейность и весь этот пантеон идолов украинской культуры. И вынесли это в самую жесткую социальную среду: на помойки, в подземные переходы, на остановки транспорта. Я сделал достаточно плакатный портрет Шевченко — версию его позднего графического автопортрета, и мы это повесили на крюках, в мясных рядах, рядом с отрубленной коровьей головой; то есть Шевченко, как главная ритуальная корова украинской культуры, таким образом приносился в жертву. Мы издали комплект открыток, как это делалось в “совковых” музеях, с комментарием в моем исполнении. А в последнем проекте мы просто из готового продукта вычленили некий актуальный месидж и им объединили выставку, то есть нашли общую интонацию и те идеи, которые характерны для каждого из нас, и этой фишкой оказался поиск свободы. Каждый ищет свободу, но между ним и свободой стоит стена, которую формулирует слово “контроль”. У каждого это своеобразное преодоление какого-то социального, культурного, эмоционального контроля. Это выставка о путях свободы.

— Тебя можно назвать идеологом группы?

— “РЭП” — это очень демократичная или даже анархичная структура, в которой флаг несут все вместе, хотя это и неудобно. Перед каждым проектом мы обобщаем вектор разнонаправленных членов группы в некий единый вектор, с тем, чтобы ударить в одну точку. На каких-то этапах я выступаю как теоретик; куратором проектов я был до основания группы, теперь у нас структура полнейшего равноправия. И передовую позицию определяют только внутренние качества человека.

— Но именно ты самый сильный теоретик. Твои коллеги, давая интервью, обычно говорят что-то невнятное.

— На самом деле — это очень симпатичный образ, когда художник стоит перед своей работой, работа классная, а ничего сказать не может. Его мычание — это чрезвычайно симпатично, вызывает доверие сразу. Говорить — это не обязанность художника.

— Что ты можешь ответить на реплики типа: “«РЭП» проспекулировали на революции”.

— На такие реплики я могу нарисовать крутую картинку, сделать проект, и это будет контраргументом. А отвечать по принципу “сам дурак” — это в Киевских традициях злословья.

— Есть мнение, что ты специально сформировал вокруг себя художников, принадлежащих к династиям, желая обезопасить группу от критики, поскольку династия имеет статус неприкосновенности.

— В формировании списка группы, с которым Центр современного искусства подписал контракт, я не принимал никакого участия. Собирать вокруг себя кого-то я мог только в ранних проектах. Я чувствую идеологическую общность с этими людьми.

— Глядя на ваши картины, многие художники утверждают, что то или иное уже было в искусстве.

— Может, это связано с Киевом, как некой закрытой средой, где нет определенного течения, и новые вливания застаиваются в едином болоте. Когда видишь огромное количество возможностей и манипулируешь ими, то нет привязок к одному контексту, и вливаешь свой собственный поток. А сейчас, когда возможности ограничены, — это как в тесной комнате, обязательно на что-нибудь наткнешься. Революция нам важна не как тема, она была энергетическим толчком. Тем, кто пришли к власти благодаря революции, выгодно, чтобы она закончилась. Но мне ближе точка зрения Фиделя Кастро: “Революция не должна прекращаться ни на минуту”. Сейчас мы перенесли ее в культурное пространство.

— Живопись умерла?

— Естественно, она не умерла. Её с начала ХХ века “мочили”, и очень целенаправленно, с верой в победу и со знанием дела, а она возрождалась. Она только обретала новое качество и архивировала более выразительный язык. Всякое живописное течение, если бы оно не было в свое время ритуально уничтожено, могло бы дойти до конвейерного маразма.

— Почему молодые художники стремятся к объединению в группы. Никто не хочет быть индивидуальным. Откуда эта страсть к “групповухе”?

— Наверное, потому что в Украине до недавнего времени самыми молодыми, агрессивными считались вполне зрелые сорокалетние люди из бывшей “Парижской коммуны”. И в такой ситуации, когда приходят достаточно интересные личности, они могут становиться только в хвост очереди уже состоявшихся. Только группу и команду можно назвать новой волной. Мы становимся этой волной и четко это осознаем.

— Художники ощущают пустоту из-за того, что они практически не общаются с музыкантами, поэтами, писателями?

— Дима Лазуткин — самое свежее поступление среди украинских авторов, которых группирует Андрухович. Последняя книга Димы Лазуткина скоро будет презентоваться с моей обложкой. Так что с литературой связь имеется. И с музыкантами тоже. Я и мои друзья-музыканты делали перформанс “Счастливые овощи” в рамках лаборатории.

— Чем ты “подпитываешься” из литературы?

— Сейчас читаю книгу “Серые тетради” московского концептуалиста Виктора Пивоварова. Над маленькой пьесой “Смерть тарелки” едва не расплакался. Перед этим был Пригов. Из украинских авторов — Жадан.

Беседовала Вика Мироненко

Фото Евгений Чорный