Вадим Панов: о кризисе фантастики, новой мифологии и магии города

— Были ли у Тайного Города какие-то литературные источники, прототипы?

— Я думаю, если бы они существовали, то Тайный Город не стал бы настолько интересен. Все-таки во многих романах, которые выходят сейчас, – и в русскоязычной фантастике, и в зарубежной, – есть признаки того, что фантастика переживает в настоящий момент глубочайший кризис. По поводу русской фантастики давно ведутся разговоры о кризисе – а между тем если посмотреть на западную фантастику, то там не просто кризис, там вообще катастрофа! Очень много романов, рассказов имеют свои литературные прототипы, -– люди работают не с источниками, с которыми работали предыдущие авторы, а с работами этих авторов. В итоге мы открываем книжку, которая издана в 2005 году, читаем, читаем… о, Стругацкие! Или открываем книгу западного фантаста, читаем, читаем… о, Шекли! о, Гибсон! Открываем большую часть книг – Толкин, Толкин, Толкин! Причем в гораздо худшем исполнении…

Я не шучу и не кокетничаю, когда говорю, что только над миром Тайного Города я работал порядка трех лет. Я не брался за первый роман до тех пор, пока у меня не сформировался мир, за который не стыдно.

— Но вы же работаете с какими-то источниками, которые можно уже назвать мифами? Тот же Лавкрафт с его “Некрономиконом”?

— Разумеется, но здесь уже несколько другая ситуация. Лавкрафт честно признавался, что он эту книгу придумал, но все считали, что он позаимствовал эту историю из мифологических источников. Так эта книга стала мифом, и идеи Лавкрафта воспринимаются не как сочиненные в ХХ веке, а как некие конспекты, выдержки из древних верований, которые просто собраны в книгу. То есть автор выступает не как создатель, а как собиратель сказаний, легенд и прочее. Я это прекрасно знал и воспользовался именами и названиями из Лавкрафта, чтобы лишний раз подтвердить, что это уже миф, и относиться к этому можно как к мифу – а работать с мифами можно достаточно широко. Можно сказать, что Илья Муромец был герой – победил Соловья Разбойника, а можно сказать, что Соловей Разбойник был местной полицейской структурой, которая стерегла Чернигов – а тут приехал варяг Илья Муромец…

— Что-то подобное с мифологией делают Олди…

— Да, но они работают в основном с классической мифологией, которую мы все изучали в школе, а я предпочитаю более современную.

— Как Вы думаете, с чем связан в последнее время интерес к городскому мифу? “Дозоры”, “Пентакль” Олдей, Дяченок и Валентинова…

— В основном, естественно, тем, что тему пока еще не изъездили (будем говорить цинично). Когда какое-то литературное направление, в данном случае фантастика, переживает кризис, то, естественно, лучшие авторы пытаются найти какой-то выход из него, в том числе экспериментируя с жанрами, с направлениями. Можно, конечно, как Алексей Пехов, работать в рамках приевшихся жанров – как то же героическое фэнтези, но стараться работать по-новому, работать хорошо, и тем самым оживить интерес к жанру. А можно искать какие-то новые пути, новые формы. Городское фэнтези – жанр, конечно, не новый, корней у него полным-полно. Тот же “Пентакль” вырос из Гоголя. Большое влияние оказал Булгаков. Тема не новая, просто она не была достаточно хорошо разработана.

Еще один немаловажный факт недавно подметил один журналист – на мой взгляд, правильно подметил. Крупные города сейчас постепенно превращаются из городов в мегаполисы. Мы к этому привыкли. Большинство из нас вкладывает в это понятие только статистику: было пять миллионов жителей, стало десять – это уже не город, а мегаполис. Но статистика холодна, это только цифры на бумажке. Постепенно меняется психология людей, их восприятие мира. Житель мегаполиса – это уже не житель города. Процесс этот происходил постепенно – в Москве, я думаю, он начался где-то в середине 80-х годов, когда Москва действительно разрослась. Сейчас выросло уже поколение, которое ощущает себя не городскими жителями, а жителями мегаполиса. У нас уже другой ареал обитания. Есть люди, которые вообще не выезжают из Москвы, потому что все, что им надо – пляжи, горные лыжи, все-все-все – они получают внутри этого города. Вспомните знаменитый сериал “Секс в большом городе”: “Поехали в Бруклин!” – “В Бруклин? Я не езжу в провинцию!” Все, что ей нужно, она получает на острове Манхэттен, то есть люди даже с острова могут не выезжать. Это жители мегаполиса. Естественно, появляется потребность в историях для них. Когда мы читаем сказки о том, что вот стоит деревня, а вот рядом с ней волшебный лес, где живет Баба-Яга и Серый Волк, мы воспринимаем это именно как сказку, причем даже еще более отвлеченную, чем воспринимал бы эту сказку городской житель. А сказка о том, что внутри города может быть другой город, чего в принципе не может произойти в заколдованном лесу, – это уже наша мифология. Это дополнительное объяснение популярности городского фэнтези – формируется новый пласт мифологии.

— Понятие “магия города” – это только слова или действительно что-то такое можно почувствовать?

— Конечно, не слова. Все мы прекрасно знаем, что есть магия леса, магия реки. Город – творение рук человеческих. Это происходит не сразу, но мы его наполняем силой, каждый дом, каждую улицу. Они ведь не спят, они смотрят на нас, они вдыхают нас, слышат нас, и через некоторое время начинают жить собственной жизнью. Это нам кажется, что мы сами живем, а между тем это город диктует модель поведения, ритм жизни. Даже мегаполисы бывают разные. Например, Москва живет в очень быстром ритме, что-то нас подгоняет постоянно. С другой стороны, в Париже – тоже, в общем-то, не маленьком городе, – ритм чуть медленнее, ненамного, но ощутимо.

Вадим Панов: о фанатах, уходе от реальности и воспитании детей