Иван Тургенев “Дворянское гнездо”

Роман (1858)Весть о возвращении Федора Ивановича Лаврецкого принес в дом Калитиных Гедеоновский. Мария Дмитриевна Калитина, вдова губерн­ского прокурора, в свои 50 лет сохранившая в чертах

17 апреля 2006, 17:50

Роман (1858)

Весть о возвращении Федора Ивановича Лаврецкого принес в дом Калитиных Гедеоновский. Мария Дмитриевна Калитина, вдова губерн­ского прокурора, в свои 50 лет сохранившая в чертах приятность, благоволит к нему, да и дом ее из приятнейших в городе О. Зато Марфа Тимофеевна Пестова, 70-летняя се­стра отца Марии Дмитриевны, не жалует Гедеоновского за склонность присочинять и болтливость. Да что взять — попович, хотя и статский советник.

Марфе Тимофеевне угодить вообще мудрено. Не жалует она и Владимира Николаевича Паншина — всеобщего любимца, завидного жениха, первого кавалера. Он светский человек, образован. Он пе­тербургский чиновник по особым поручениям, камер-юнкер, при­бывший в О. с каким-то заданием. У Калитиных он бывает ради Лизы, 19-летней дочери Марии Дмитриевны. Похоже, намерения его серьезные. Но Марфа Тимофеевна уверена: не такого мужа стоит ее любимица. Невысоко ставит Паншина и Лизин учи­тель музыки Христофор Федорович Лемм, немолодой, непривлека­тельный и не очень удачливый немец, тайно влюбленный в свою ученицу.

Прибытие из-за границы Федора Ивановича Лаврецкого — собы­тие для города заметное. История его переходит из уст в уста. В Па­риже он уличил жену в измене. После разрыва красавица Варвара Павловна получила скандальную европейскую из­вестность.

Обитателям калитинского дома не показалось, что Лаврецкий выглядит как жертва. От него по-прежнему веет здоровьем, силой. Только в глазах видна усталость. Федор Иванович крепкой породы. Его прадед был че­ловеком жестким, умным и лукавым. Прабабка, вспыльчи­вая цыганка, ни в чем не уступала мужу. Дед Петр, правда, был простой степной барин.

Его сын Иван (отец Федора Ивановича) воспитывался французом, поклонником Жан-Жака Руссо: так распорядилась тетка, у которой он жил. Премудрость XVIII в. наставник влил в его голову целиком, где она и пребывала, не смешавшись с кровью, не проникнув в душу. По возвращении к родителям Ивану показалось грязно и дико в родном доме. Это не помешало ему обратить внимание на горнич­ную матушки Маланью, хорошенькую, умную и кроткую де­вушку. Разразился скандал: Ивана отец лишил наследства, а девку приказал отправить в дальнюю деревню. Иван Петрович отбил по до­роге Маланью и обвенчался с нею. Пристроив молодую жену у родст­венников Пестовых, отправился в Петербург, а потом за границу. В деревне Пестовых родился 20 августа 1807 г. Федор.

Прошел почти год, прежде чем Маланья Сергеевна смогла появиться с сыном у Лаврецких. Да и то потому только, что мать Ивана перед смертью просила за сына и не­вестку сурового Петра Андреевича. Счастливый отец окончательно вернулся в Россию лишь через 12 лет. Маланья Сергеевна к этому времени умерла, и мальчика воспитывала тетка Глафира Андреевна, некрасивая, завис­тливая и властная. Федю отняли у матери еще при ее жизни. Он любил мать, но смутно чувствовал, что между ними существовала нерушимая преграда. Тетку Федя боялся.

Вернувшись, Иван Петрович занялся воспитанием сына. Одел его по-шотландски, нанял швейцара. Гимнастика, естественные науки, международное право, математика, столярное ремесло и ге­ральдика составили стержень воспитательной системы. Будили маль­чика в четыре утра; окатив холодной водой, заставляли бегать вокруг столба на веревке; кормили раз в день; учили ездить верхом и стре­лять из арбалета. Когда Феде минуло 16 лет, отец стал вос­питывать в нем презрение к женщинам.

Через несколько лет, схоронив отца, Лаврецкий отправился в Мос­кву и в 23 года поступил в университет. Воспита­ние дало свои плоды. Он не умел сойтись с людьми, ни одной женщине не смел взглянуть в глаза. Сошелся он только с Михалевичем, стихотворцем. Тот познакомил друга с семейством Варвары Павловны Коробьиной. Варенька была очаровательна, умна и образованна, могла поговорить о театре, играла на фортепиано.

Через полгода молодые прибыли в Лаврики. Университет был ос­тавлен (не за студента же выходить замуж), началась счастливая жизнь. Глафира была удалена, на место управительницы прибыл ге­нерал Коробьин, папенька Варвары Павловны; чета укатила в Петербург, где у них родился сын, скоро умерший. По совету врачей они отправились за границу и осели в Париже. Варвара Павловна стала блистать в обществе. Скоро в руки Лаврецкого попала любовная записка, адресованная жене. Сначала его охватило бешенство, же­лание убить обоих, но потом, распорядившись письмом о ежегодном денежном содержании жене и о выезде генерала Коробьина из имения, отправился в Италию. Газеты тиражировали дурные слухи. Из них же узнал, что у него родилась дочь. Появилось равнодушие ко всему. И все же через 4 года захотелось вернуться домой, но посе­литься в Лавриках, где они с Варей провели первые счастливые дни, он не захотел.

Лиза с первой же встречи обратила на себя его внимание. Заме­тил он около нее Паншина. Мария Дмитриевна не скрыла, что камер-юнкер без ума от ее дочери. Марфа Тимофеевна по-прежнему считала, что Лизе за Паншиным не быть.

Лаврецкий осмотрел дом, сад с прудом: усадьба успела одичать. Дни шли однообразно, но он не скучал: занимался хозяйством, ездил верхом, читал.

Недели через три поехал в О... к Калитиным. Застал у них Лемма. Вечером, отправившись проводить его, задержался. Старик признался, что пишет музыку, сыграл и спел. Разговор о поэзии и музыке незаметно перешел в разговор о Лизе и Паншине. Лемм был категоричен: она его не любит, просто слушается маменьку. Лиза может любить одно прекрасное, а он не прекрасен (душа его не прекрасна).

Лиза и Лаврецкий все больше доверяли друг другу. Не без стесне­ния спросила она о причинах его разрыва с женой: как можно разрывать то, что Бог соединил? Она уверена, что надо прощать и покоряться. Этому в детстве научи­ла ее няня Агафья, водившая ее в церковь.

Неожиданно в Васильевском появился Михалевич. Он постарел, видно было, что не преуспевает, но говорил так же горячо, как в мо­лодости, читал свои стихи: “...И я сжег все, чему поклонял­ся, / Поклонился всему, что сжигал”. Друзья долго и громко спорили, обеспокоив продолжавше­го гостить Лемма. Суть спора: нельзя желать только счастья в жизни. Нужна вера. Нет веры — нет и понимания, что де­лать. Нужно чистое, неземное существо, которое исторгнет Лаврецкого из апатии.

После Михалевича прибыли в Васильевское Калитины. “Я говорю с ней, словно я не отживший человек”, — думал о Лизе Лаврецкий. Провожая их карету, он спросил: “Ведь мы друзья теперь?” Она кивнула.

На следующий вечер, просматривая французские газеты, Федор Иванович наткнулся на сообщение о внезапной кончине цари­цы модных парижских салонов мадам Лаврецкой. Наутро он пере­дал Лизе текст сообщения. Теперь он свободен. “Вам не об этом надо думать теперь, а о прощении...” — возразила она и сообщила, что Паншин просит ее руки. Она не влюблена в него, но готова послушаться маменьку. Лаврец­кий упросил Лизу подумать, не выходить замуж без любви. В тот же вечер Лиза попросила Паншина не торопить ее с ответом и сообщила об этом Лаврецкому. Все последующие дни в ней чувствовалась тайная тревога, она будто избегала Лаврецкого. А его настораживало отсутствие подтверждений о смерти жены. Да и Лиза на вопрос, решилась ли она дать ответ Паншину, сказала, что не знает. Сама себя не знает.

В один из летних вечеров в гостиной Паншин начал упрекать но­вое поколение, говорил, что Россия отстала от Европы. Лаврецкий неожиданно стал возражать, доказав невозможность скачков и надменных переделок, требовал признания народной правды и смирения перед нею. Раздраженный Паншин воскликнул; что же тот намерен делать? “Пахать землю и стараться как можно лучше ее пахать”. Лиза была на стороне Лаврецкого. Презрение светского чиновника к России ее оскорбило. Оба они поняли, что любят и не любят одно и то же, а расходятся только в одном, но Лиза втайне надеялась привести его к Богу. Смущение последних дней исчезло.

Все понемногу расходились, Лаврецкий вышел в ночной сад и сел на скамью. В нижних окнах показался свет. Это со свечой в руке шла Лиза. Он позвал ее и признался в любви.

Возвращаясь по заснувшим улицам, полный радостного чувства, он услышал звуки музыки. Он позвал Лемма. Старик показался в окне. Лаврецкий подошел и обнял старика. Тот заплакал: “Это я сделал, ибо я великий музыкант”.

На другой день Лаврецкий съездил в Васильевское и вечером вернулся в город, В передней его встретил запах духов, баулы. Переступив порог гостиной, он увидел жену. Она стала умолять простить ее, хотя бы ради ни в чем не виноватой перед ним дочери. Он предложил ей поселиться в Лавриках, но не рас­считывать на возобновление отношений. Варвара Павловна была сама покорность, но в тот же день посетила Калитиных. Там состоя­лось окончательное объяснение Лизы и Паншина. Мария Дмитриевна была в отчаянии. Варвара Павловна сумела распо­ложить ее в свою пользу, намекнула, что Федор Иванович не лишил ее окончательно “своего присутствия”.

Лиза получила записку Лав­рецкого, и встреча с его женой не была для нее неожиданностью (“Поделом мне”). Она держалась стоически в присутствии женщи­ны, которую когда-то любил “он”.

Явился Паншин. Варвара Павловна сразу нашла тон и с ним. Спела романс, поговорила о литературе, о Париже. Расставаясь, Мария Дмитриев­на выразила готовность попытаться примирить ее с мужем.

Лаврецкий получил записку Лизы с приглашением. Поднялся к Марфе Тимофеевне. Та нашла предлог оставить их с Лизой наедине. Девушка пришла сказать, что Федор Иванович должен помириться с женой. Разве теперь не видит он сам: счастье зависит не от людей, а от Бога.

Марья Дмитриевна попросила простить его жену и вывела из-за ширмы Варвару Павловну. Лаврецкий пообещал, что будет жить с нею под одной крышей, но посчитает договор нарушенным, если она позволит себе выехать из Лавриков.

На следующее утро он отвез жену и дочь в Лаврики и через неде­лю уехал в Москву. А через день Варвару Павловну навестил Паншин и прогостил три дня.

Через год до Лаврецкого дошла весть, что Лиза постриглась в мо­настыре, в одном из отдаленных краев России. По прошествии како­го-то времени он посетил этот монастырь. Лиза прошла близко от него — и не взглянула, только ресницы ее чуть дрогнули и еще силь­нее сжались пальцы, держащие четки.

Варвара Павловна скоро переехала в Петербург, потом — в Париж. У нее появился новый поклонник, гвардеец. Она никогда не приглашает его на свои модные вечера, но в остальном он пользуется ее расположением.

Прошло 8 лет. Лаврецкий вновь посетил О... Старшие обита­тельницы калитинского дома умерли, и здесь царствовала моло­дежь: младшая сестра Лизы, Леночка, и ее жених. Было весело и шумно. Федор Иванович прошелся по комнатам. В гостиной стояло то же самое фортепиано, у окна стояли те же самые пяльцы. Только обои были другими.

В саду он увидел скамейку и прошелся по той же аллее. Грусть его была томительна, хотя в нем уже совершался тот перелом, без которого нельзя остаться порядочным человеком: он перестал ду­мать о собственном счастье.

По материалам сайта российских студентов-филологов

Подписывайся на наш Facebook и будь в курсе всех самых интересных и актуальных новостей!


Комментарии

символов 999

Loading...

информация