Антон Макаренко “Педагогическая поэма”

Когда мы проводили brainstorm (мозговой штурм) выпуска, посвященному Дню защиты детей, одна из наших коллег засомневалась в том, стоит ли вообще ставить в такой выпуск книгу, где главные герои – колонисты. Бывшие беспризорники, малолетние или уже взрослые преступники, на счету у которых и воровство, и грабежи, и убийства. В общем, о тех, кто не ассоциируется с детством – милым, приятным, теплым, уютным и, наконец, домашним.

Но мне показалось, что всё-таки стоит. Мы не хотим замечать нынешнее поколение беспризорников, а их становится всё больше и больше день ото дня. Наверное, это наше нежелание естественно – кому хочется думать о плохом, о жестоком, о сволочном? Ведь беспризорники – это не Оливеры Твисты из книжки/фильма.

Беспризорники по-настоящему опасны – подростки ничего не боятся, инстинкт самосохранения у них не развит так, как у взрослых, а фантазия буйствует. Понятно, что при подготовке очередного “дела” головы их не заняты мыслями о прекрасном, добром, вечном. Хотя всё равно они – дети. Причём дети, которым повезло намного меньше, чем тем, кто живет в довольстве дома. Но “те, кто в 15 лет убежал из дома, вряд ли поймут того, кто учился в спецшколе” – как пел Виктор Цой.

И всё же были, есть и будут люди, готовые реально помочь беспризорникам, а не отводить от них брезгливый взгляд или же для собственного развлечения угостить их конфеткой. Они берут на себя ответственность в помощи детям, они приводят в порядок их жизни, учат уважать себя и друг друга, учат нормальным человеческим ценностям. По сути, они спасают и малолетних преступников, и нас – добропорядочных членов общества. А потом (и это непременно) приходят проверки, комиссии, контроли – все те, кто знают, как надо, но ни за что сами не пошевелят и пальцем, чтобы помочь.

Предыдущий абзац – это краткое изложение конфликта всей “Педагогической поэмы”.

В Гражданскую войну, да и после нее, страна захлебывалась от преступности. Беспризорником был чуть не каждый пятый ребенок в стране. Поэтому и принимается решение о возрождении колоний для малолетних правонарушителей (в царское время колонии тоже были).

Конечно, нужного результата многочисленные колонии не дают – дети продолжают грабить, убивать, насиловать, издеваться над местным населением. Учрежденные заведения для них – не более чем место временной отсидки. Всё и без того бедное имущество разворовывается. Воспитатели – кто в страхе, кто заодно с “воспитанниками”. Если вы не представляете себе антураж и образ жизни подобного заведения, то вспомните “Республику ШКИД” – там, хоть и во много раз приукрашенно, но всё же показан быт тогдашних колоний.

И вот 32-летнего Антона Макаренко ставят директором колонии в Полтавской области. Вот разговор Макаренко с завгубнаробразом (это должность такая была – не обзывательство – заведующий губернским народным образованием):

“Макаренко: Правильно. Значит, нужно нового человека по-новому делать. Завгубнаробразом: По-новому, это ты верно. М.: А никто не знает – как. З.: И ты не знаешь? М.: И я не знаю. З.: А вот у меня это самое... есть такие в губнаробразе, которые знают... М.: А за дело браться не хотят. З.: Не хотят, сволочи, это ты верно. М.: А если я возьмусь, так они меня со света сживут. Что бы я ни сделал, они скажут: не так. З.: Скажут стервы, это ты верно. М.: А вы им поверите, а не мне. З.: Не поверю им, скажу: было б самим браться! М.: Ну а если я и в самом деле напутаю? Завгубнаробразом стукнул кулаком по столу: Да что ты мне: напутаю, напутаю! Ну, и напутаешь! Чего ты от меня хочешь? Что я не понимаю, что ли? Путай, а нужно дело делать. Там будет видно. Самое главное, это самое... не какая-нибудь там колония малолетних преступников, а, понимаешь, социальное воспитание... Нам нужен такой человек вот... наш человек! Ты его сделай. Всё равно, всем учиться нужно. И ты будешь учиться. Это хорошо, что ты в глаза сказал: не знаю. Ну и хорошо.”

Антон Семенович таки не напутал. Конечно, первое время всё шло отвратительно, хотя и привычно для подобного рода заведения.

Ну и как можно сразу наладить контакт с подобными персонажами: “Бурун казался последним из отбросов, которые может дать человеческая свалка; в колонию он попал за участие в воровской шайке, большинство членов которой было расстреляно. Ему было 17 лет. Таранец – юноша из воровской семьи, строен, весел, остроумен, предприимчив, но способен класть по ночам бумажки между пальцами ног колонистов-евреев и поджигать эти бумажки, а сам притворяться спящим. Волохов – «чистейший бандит с лицом бандита» и лучший из них, Задоров – из интеллигентной семьи, с холеным лицом. Но и этот «лучший» мог ответить так: «Дорожки расчистить можно, но только пусть зима кончится: а то мы расчистим, а снег опять нападет. Понимаете?». Мог так сказать, улыбнуться и забыть о существовании того, с кем говорил.” И это далеко не все обитатели “кузницы нового человека”.

Но со временем всё становилось на свои места. Переломным моментом стала “Задоровская” пощечина. “И вот свершилось, я не удержался на педагогическом канате... В состоянии гнева и обиды, доведенный до отчаяния и остервенения всеми предшествующими месяцами, я размахнулся и ударил Задорова по щеке”.

И через несколько часов, после работы на рубке леса “побитый” обратился к “обидчику”: “«А здорово! Ха-ха-ха-ха!..» Приятно было видеть его смеющуюся румяную рожу, и я не мог не ответить ему улыбкой: «Что – здорово? Работа?» «Работа само собой. Нет, а вот как вы меня съездили!» Задоров был большой и сильный юноша, и смеяться ему, конечно, было уместно. Я и то удивлялся, как я решился тронуть такого богатыря… «Мы не такие плохие, Антон Семенович! Будет всё хорошо. Мы понимаем»”.

До сих чиновники “от образования” мусолят этот удар – ах, он ударил ребенка! Почему-то забывая тот факт, что Задоров – типичный бандюга. И еще один важный момент, объяснить который стоит разговором самого Антона Семеновича с Екатериной Григорьевной, первой помощницей в исканиях Макаренко, пораженной тем, что ребята рассказывают с упоением о его “подвиге” и даже готовы влюбиться в него: “Что это, привычка к рабству?” На что он ответил ей: “Нет, тут не в рабстве дело... Во всей этой истории они не видят побоев, они видят только гнев, человеческий взрыв. Они же прекрасно понимают, что я мог бы и не бить, мог бы возвратить Задорова как неисправимого в комиссию, мог причинить им много важных неприятностей. Но я этого не делаю, я пошел на опасный для себя, но человеческий, а не формальный поступок... Кроме того, они видят, что мы много работаем для них. Всё-таки они люди”.

Итак, колония заработала. Именно заработала. Ребята (уже не бандюги) сами себя обслуживали: убирали, готовили, выращивали на отведенных им гектарах продукты, занимались свиноводством, лошадьми, потом организовали еще и театр. Довольно много читали.

Колонию назвали именем своего любимого писателя – Максима Горького. И дело тут даже не в том, что его обожал их воспитатель. Просто Горький тоже в детстве “пошел в люди”, тоже “хлебнул лиха” – ребята были уверены в том, что он отлично их понимает (колонисты вели переписку с писателем). Кроме того, они видели наочный пример того, что даже из малолетнего бомжа (как бы сейчас сказали) можно и нужно выбиться в люди – можно и со дна подняться.

Сейчас, да и раньше тоже, Макаренко обвиняли в том, что он превращал колонистов в солдафонов – “дилетантская точка зрения”. Вся эта военщина – антураж, который нравился самим воспитанникам. Нынешние дети играют в войнушки, а что уж говорить о времени, когда в стране велась мощнейшая военная пропаганда, а военные и пользовались огромной популярностью и уважением?

Система Антона Макаренко основана на трех взаимосвязанных принципах. Принцип первый: труд, от которого зависит реальное благосостояние ребят (качество питания, одежды, развлечения). При этом у воспитанников должна быть возможность выбора, чтобы каждый мог найти дело по душе. Очень важно, чтобы плодами своего труда дети распоряжались сами. Отсюда – принцип второй: самоуправление. Организовать его без соблюдения первого принципа невозможно, потому что чем тогда всерьез управлять?

Принцип третий: коллективная ответственность. За проступок одного отвечает вся группа (отряд). Что же касается опасений самосуда, то за него может быть наказан весь коллектив. Ни в колонии Макаренко, ни в детских домах, работающих по его системе, самосудов не было и нет.

Но всё вышеизложенное не говорит о художественной ценности книги. А она несомненна. Макаренко – прекрасный рассказчик. Говорят, что у каждого из нас есть сюжет для большой книги – это наша биография, если ее написать интересно. Вот именно колонийскую биографию Макаренко и пишет, частенько вплетая в повествование цитаты своих воспитанников, наподобие этой, ставшей афоризмом: “У него есть глотка и две руки – пусть орет и машет руками”. Одна из любимых моих цитат – характеристика Калины Иваныча, завхоза колонии: “Он с одинаковым вкусом ругал буржуев, большевиков, русских, евреев, нашу неряшливость и немецкую аккуратность. Но его голубые глаза сверкали такой любовью к жизни, он был так восприимчив и подвижен...”

“Педагогическую поэму” хочется цитировать целыми абзацами и главами. Меткая характеристика, быстрая разгадка характера, доброта, остроумие, уважение к человеку – без них не было бы Макаренко-педагога и Макаренко-писателя.

Издана была “Педагогическая поэма” в 1934–1937 годах. Сначала она стала бестселлером, потом – лонгселлером (продолжительное время пользующейся популярностью) – неоднократно издавалась и была переведена на многие языки. В 2003 году “Педагогическая поэма” была впервые напечатана в полном (восстановленном по прижизненным изданиям и рукописи) объеме.

Кому понравится “Педагогическая поэма”? Тем, кто не равнодушен к занимательным книгам, основанным на реальных событиях. Тем, кто ценит довлатовское остроумие. Тем, кто не испугается и не побрезгует откровенными сценами из жизни колонии. Тем, кто является поклонником качественной литературы без лишних психоделических вывертов.

Думается, эта книга имеет огромные шансы понравиться вам.

Катерина Гичан

Прочитать “Педагогическую поэму” можно здесь .