Андрей Левкин “Мозгва”

Как много в этом слове

Читать подобные книжки, в сущности, довольно опасно. Не то чтобы крышу они срывают своей экзистенцией, но дежурным мыслям о том, тварь ли человек дрожащая или тоже право имеет, способствуют. Главное же для читателя нового романа Андрея Левкина то, что с первых же страниц становится ясно: стоит ему, такому “современному” и “форматному”, усомниться, где, как и зачем он живет, – и пиши пропало. Об этом в романе “Мозгва” и пишется.

Словом, Левкин в очередной раз заставляет нас, умудренных жизнью и литературой, пересмотреть устои, бастионы и обводные каналы собственной значимости. Для этого он выбирает типичного персонажа нынешней жизни, начиняет его привычными комплексами и заставляет жить, что называется, не по лжи. Главный герой “Мозгвы”, инженер, доцент и скучный бабник, коему и имени-то в романе не нашлось, кроме, как г-н О., неожиданно попадает в “неформатное” состояние, пребывая в котором, видит всё окружающее по-иному. “Теперь он ощущал себя изрядной сукой, но выходило, раньше был просто дерьмом”, – сообщают нам подробности данного перевоплощения.

На самом же деле герой Левкина, невинно гуляя по Москве где-то в районе между Большой Полянкой и Малой Якиманкой, неожиданно впадает в кому. То есть, не совсем в кому, но в то состояние, когда повсеместно становятся заметны дыры в оболочке жизни. И оказывается, что жизнь-то состоит из окружающих предметов, внутренней топографии, метафизического краеведения. Мол, “Москва и заменяет мозг всем, обитающим в ней”. Благодаря этой самой, детально прописанной в уме и сердце топографии города Москвы, г-н О. и начинает чувствовать свою индивидуальность, ощущая, как “его сущность усилила позиции в его личности”. Например, тяготиться семьей и супружескими обязанностями, скучать на работе и в транспорте, забывать о друзьях-знакомых, тоскливо ощущая, как “типа духоматерия оказалась бесприютной”. Ведь что положено нормальному мужику в таком “среднем” возрасте? Ну, скажем, чувствуя уверенность, пить по пятницам, ходить налево по субботам и демонстрировать, что жизнь удалась. А тут – сплошные полеты во сне и наяву, в результате которых выясняется, что “в городе, в его разных частях, особенно и не мозоля глаза, всё еще лежало разное время”: пионерское, студенческое, перестроечное. Словом, призабытое, как официальный ракурс Кремля, украшающего зеленую бумажку номиналом в три рубля.

В этом-то и видит наш герой смысл замены мозга на “протез” воспоминаний – своеобразный вариант размена жизни на мемуарную вечность. У других персонажей сегодняшней жизни случаются иные приоритеты во время такой вот “мозгвяной” заминки. “Получалось, что кома – это бонус, а не ущерб”, – тихо радуются в романе Левкина.

Впрочем, стоит вспомнить, что диалектное слово “мозгва” обозначает топкий берег, а углубленность в прошлое иногда позволяет вытащить на поверхность что-либо ценное. Например, себя, но иного – настоящего, что ли. И тогда понимаешь, что, например, кома, постигшая г-на О., противоположна культурной амнезии, поскольку не заменяет радостно и тупо жизнь на чистый лист бумаги, а всё время подсовывает сцены из прошлого и превращает город в кладбище жизней, прожитых когда-то тут и теперь. Это как технологическая пауза перед “чем-то большим”, словно в песне Гребенщикова. Например, в “Мозгве” герой пробует изменить жизнь квартирным разменом. Мол, всех этих мучений на пару лет, а потом можно будет неторопливо жить, одобрительно кивая окрестностям.

Наверное, недаром Андрея Левкина называют самым оригинальным и загадочным современным русским писателем, порою добавляя сакраментальное “просто гений”. Автор нашумевшего в свое время романа “Голем: русская версия” и лауреат престижной премии Андрея Белого, он, казалось бы, не филологически, а физиологически ощущает слово, зная, как заманить читателя в свои сети да там и бросить на произвол немудрящей судьбы. Кажется, в “Мозгве” ему это в очередной раз удалось.

Андрей Левкин “Мозгва”. Роман. – М.: ОГИ, 2005. – 176 с.

Игорь Бондарь-Терещенко