Эдуард Лимонов “Торжество метафизики”

ВСЮДУ ЖИЗНЬСидя в лефортовской тюрьме во время следствия, Эдуард Лимонов написал восемь книг замечательной прозы. Тогда как в колонии сподобился всего лишь на “Торжество метафизики”, да и то конспект

6 июня 2006, 15:15

ВСЮДУ ЖИЗНЬ

Сидя в лефортовской тюрьме во время следствия, Эдуард Лимонов написал восемь книг замечательной прозы. Тогда как в колонии сподобился всего лишь на “Торжество метафизики”, да и то конспект романа был украден у него по приказу тамошнего начальства.

Очевидно, следуя судьбоносным заветам, стоит осознать, что нынче не время писать романы. Поэтому в новой книжке Лимонова всё очень фрагментарно и не складывается в монументальное полотно Ярошенко под названием “Всюду жизнь”. Гораздо уместнее – вот такие вот мемуары и записные книжки. То есть частный взгляд на всякие мелочи и глупости неизменно барачного мира, из которых и состоит очередное время великих перемен.

Заметим, что от тюрьмы да от сумы Эдуард Лимонов не зарекался никогда. Помня о незавидной доле писателя-революционера, усиленно готовился к ней по всем своим изгнаниям-заграницам: тягал гантельки, чревоугодием не увлекался, почти не пил. Более того, горьковским Буревестником жаждал бури, битвы, драки, накликая на себя громы-молнии начальников жизни. Впрочем, вместо смерти в белых одеждах революционера изведал долгих мучений в черной робе каторжника.

Словом, не в московском Лефортово, где Лимонов вел романтическую жизнь заключенного-революционера, отвечая на послания поклонников, ведя партийную переписку, издавая книги и полемизируя с президентом в открытых письмах, а в колонии города Энгельса Саратовской области началась настоящая служба Отечеству.

Именно тут, в царстве метафизики, сказалось присутствие, наряду с видимым миром, другого мира – параллельного, невидимого, где мистическое измерение преобладает над физическим. И где легендарный Эдичка Лимонов окончательно превратился в осужденного Эдуарда Савенко, приговоренного по статье 222-й, часть 3 к четырем годам лишения свободы.

То есть дальнейшая “история героя” происходила в образцово-показательной колонии № 13 с ухоженными розами на территории, фаянсом в туалете, повсеместными рыбками в аквариумах, музыкой “Раммштайн” в пищеблоке и даже церковкой во дворе, где служит по воскресеньям попом осужденный за изнасилование. “Хитрое место, чудной лагерек”, – любит повторять Лимонов следом за маленьким цыганом Васей Оглы.

Однако наш герой-писатель и здесь находит “революционные” преимущества “живой” жизни над официальной судьбой-злодейкой. Будучи убежденным, что рядом с фактической биографией у него происходит и его мистическая биография, Лимонов строит свой внутренний мирок вне зависимости от зековского быта. “Меня окружают в колонии свежие, тревожные, волнующие вещи, потому что у меня другие глаза”, – сообщает он читателю. И поэтому “кепи у нас такой же формы, как у солдат французского Иностранного легиона”, что рождает, соответственно, “легионеров заволжских степей”, а поскольку где-то тут неподалеку в свое время гулял Емельян Пугачев с казачками, то и по сей день, выходит, “идет борьба между начальниками-боярами-белой костью и черными людьми”, где “завхозы отрядов – лагерная элита, дружинники князя”, а “у нас одежка черная и страдаем мы по-черному”. И персонажи Бабеля вокруг: Али-Паша Сафаров, Мишка Ярош да Юрко Карлаш.

Наверное, трудно ожидать чего-либо иного от неисправимого романтика Эдички. “Я так и думал, – отмечает он, – что доиграюсь с огнем, дойду однажды до того, что воспарю над вертухаями, дубаками, супами и кашами, и что неволя, что воля будут мне единым временем”.

Здесь же, на зоне, находит Лимонов и очередную Музу своих революционных мытарств. “Оказалось, можно жить с портретом смурной малолетки как с живым человеком”, – нежничает он перед картинкой в бараке. Почему нет? Помните у Пастернака: “Я живу с твоей карточкой, / Той, что хохочет…” Потому что, если по правде, то стоит зеку задуматься, чем в это время занимается его любимая девушка, и “голову тут же опаляет газовое пламя Ада”.

Что касается иных, не затронутых бытовухой желаний, то они у Лимонова есть. И даже очень. “Бунт бессмысленный и беспощадный, – революционно вскипает он иногда. – Вот чего мы хотим. Вбежать в город Энгельс, захватить кафе, дома, отделения милиции и тащить горячих летних девок, выдирая их друг у друга. «Раммштайн». Белый бунт. Разин, Пугачев, Ленин. Молодец, Ленин, на х** царя и правительство. «Раммштайн». Революция. «Раммштайн». Нам нужны девки в горячих трусах”.

Естественно, начальство колонии знало, кто у них сидит. “А какой у нас клуб, а какая столовая! – разливались соловьем перед писателем. – Вот что, вы бы сходили в столовую, посмотрели, как там всё умно. – Да я хожу каждый день, – дерзко заявил я”.

Неудивительно также, что в этот вполне объяснимый мир метафизики заключенного Савенко иногда прорываются потусторонние вещи извне в облике то “лысых господ из ОБСЕ или ПАСЕ” во главе всевозможных комиссий, то представителя президента по вопросам помилования, известного писателя Анатолия Приставкина. “Он сел, и от него на меня пахнуло коньяком, выпитым им за обедом. Я жадно втянул воздух. – Мы вас непременно отсюда вытащим, – сказал он. – Вы Большой Русский Писатель, и вам здесь не место среди воров и убийц. – Здесь есть достойные люди, – счел нужным сказать я”.

Несомненно, критерии в нынешнее время стерлись. И когда человека сажают в тюрьму или оскорбляют в печати, уже неясно, хороший он или плохой. Раньше было как-то проще: Иосиф Бродский – Великий Русский Тунеядец, Веничка Ерофеев – не менее знаменитый Всероссийский Пьяница.

Нынче ж ясно только, что если посадили, значит, – маргинальный человек, по-своему выдающийся. С Лимоновым изначально всё было не так, ибо вакуум вокруг него был организован в России уже давно, его замалчивали как могли. Знаться с ним, главой Национал-большевистской партии, стало вдруг дурным тоном.

Понятное дело, что посадили не только и не столько скандального политического деятеля – обвинения были предъявлены Чужаку. Человеку, стиль и манера поведения которого не пришлась ко двору никому и нигде – ни в России, ни за рубежом, ни левым, ни правым, ни реалистам, ни модернистам.

Игорь Бондарь-Терещенко

Эдуард Лимонов. Торжество метафизики. – М.: Ad Marginem, 2005. – 256 с.

Подписывайся на наш Facebook и будь в курсе всех самых интересных и актуальных новостей!


Комментарии

символов 999

Loading...

информация