Евгений Гришковец “Планка”

– А где это мы едем?

– А хрен его знает!

– Но все равно – КАКАЯ КРАСОТА!

Евгений Гришковец “Как я съел собаку”

Когда речь заходит об успешных провинциалах, покоривших столицу, в первой десятке наших современников обязательно вспоминается Евгений Гришковец – актер, режиссер, писатель, немножко телеведущий и сам себе театр. Более того, Гришковец – персонаж, “сделавший себя” не вопреки своей провинциальности, а благодаря ей и с ее помощью. Такой весь из себя простой и честный “человек из народа”, не умеющий ни говорить, ни писать “по-правильному”, но очень-очень старающийся. В каком-то смысле Гришковец – реинкарнация Василия Шукшина, разве что эпический размах личности отсутствует. Герой Гришковца – слабый, робкий, застенчивый, но очень-очень хороший. Не верите? А вы загляните в эти честные глаза…

И каким-то образом этим честным глазам удается высказать то, что чувствует каждый из нас (а ведь каждый из нас считает себя в глубине души очень-очень хорошим человеком!). Чувствует, а сказать не может. Как там у Маяковского? “Улица корчится безъязыкая – ей нечем кричать и разговаривать”. Теперь есть чем – Гришковцом.

Бесхитростный лирический герой Гришковца отменно пришелся ко двору в культуре, в которой никогда не было черствого понятия “лузер”, а было любовно-жалостливое понятие “маленький человек”. Он простой (во всех смыслах) человек, где-то счастливый, где-то несчастный, и он в этом не виноват – просто жизнь такая.

У героев новых рассказов Гришковца, вошедших в сборник “Планка” (не сборник даже, а сборничек, такой маленький и уютненький), тоже “просто такая жизнь”, ключевое слово – “просто”. Ну что может быть проще: живет человек в глухом сибирском городе и очень хочет в Москву (“Шрам”). А у другого человека умирает собака (“Погребение ангела”). А третий влюбляется в знаменитую актрису (“Планка”). А четвертому вообще ничего от жизни не надо, дайте только выспаться (“Лечебная сила сна”)…

Просты тексты Гришковца, за что его одни восторженно хвалят, другие ругательски ругают, и мудрость в них тоже простая, доступная, пригодная для практического применения. Как в рассказе “Спокойствие”, герой которого достигает практически дзэнского просветления, всего-навсего… побыв все лето дома в одиночестве.

Но после этих рассказов почему-то нет привычного “и настроение мое улучшилось!”, как это принято у Гришковца. Больше грустного: не успелось, не сложилось, не срослось… Герой “Погребения ангела” хоронит собаку и внезапно осознает, что все у него в жизни было неправильно: “Не был он ни серьезным любителем футбола, ни собачником настоящим тоже не был”, и вообще ничего не было у него настоящего, кроме наивной и преданной собачьей любви...

В чем Гришковец совсем не изменился, так это в отношении стиля. Он пишет все так же нарочито неусложненно: “Освещенный пирс уходил от берега под прямым углом. У пирса стояли пять кораблей. С правой стороны два очень больших, а с левой три больших, но не таких больших, как справа. Пирс был освещен прожекторами и фонарями. На кораблях тоже горели разнообразные огни”. Язык школьного сочинения. А порой – словно бы специальная неграмотность, то, за что в школе ставят на полях буковку Р (“речевая ошибка”): “отдаленные от цивилизации посёлки, в которых в основном живут разнообразные военные и печальные гражданские лица”, “потянулся всем своим упругим сорокалетним толстым туловищем” и тому подобное. Но поклонники Гришковца хорошо знают, что это не ошибки – это та самая “фишка” Гришковца, которая придает особое обаяние удачно найденному им образу трогательно-искреннего провинциала. Провинциала, в которого влюблены столицы.

Светлана Евсюкова

Скачать рассказы из сборника “Планка” можно здесь.