Нескромное обаяние порока

Entre tinieblas. Испания, 1983 г.

Режисcер, сценарист: Педро Альмодовар

Актеры: Кристина Санчез Паскуаль, Уилл Мор, Лаура Чепеда, Мигель Зунига.

Иоланда – певичка из ночного клуба, а по совместительству блудница и наркоманка. Однажды в клубе она замечает монашек, которые выражают глубокое уважение к её певческим данным и оставляют ей визитку с приглашением “если что – обращаться в любое время”. Подходящий случай представился очень скоро: друг Иоланды погибает при странных обстоятельствах, отравившись некачественным героином – и сама девушка решает на всякий случай “залечь на дно”. Лучшего места, чем святая обитель поклонниц-монахинь, и не сыскать.

Знакомство Иоланды с аскетичным бытом санктуария проходит совершенно не так, как она ожидала: мать-настоятельница приносит ей уже сваренную и набранную в шприц дозу героина. А чтобы девушка не смущалась – сама привычным жестом закатывает рукав и “пускает герыча по вене”. В самой же обители царит почти мазохистическое превознесение унижения грешных людей, даже сестёр-монахинь величают презрительными кличками: Крыса, Навоз, Грех, Змея… Как выясняется позже, настоятельница выработала своё, оригинальное понимание Священного Писания и догматов католической церкви.

Главная проблема священных текстов – это их трактование. Проходят столетия, и воспринимать послания древних пророков буквально – просто нелепо, а потому приходится трактовать описанное исходя из современных реалий. А уж при трактовке можно наломать таких дров, что волосы на голове дыбом становятся. И ведь выглядит всё практически аутентично! Тезис об усмирении гордыни через унижение поддерживается и восточной и западной ветвями христианства, абсолютно верно. Но альмодоваровская настоятельница пошла дальше в своих размышлениях, симпатизируя унижению через порочность. Она чуть не плачет от умиления, смотря на наркоманок, проституток и убийц, и изрекает интересную мысль о том, что “Иисус умер ради грешников. И сегодня, благодаря им, он умирает и воскресает каждый день”.

Впрочем, самой настоятельнице, даже при таком любопытном подходе к спасению души, всё же не достаёт последовательности: например, регулярно снабжая по жизни галлюцинирующую сестру Навоз первоклассным ЛСД, она очень негативно относится к тому, что сестра Крыса хранит у себя в келье бульварную литературу. Но на протяжении фильма чаша весов философизированного порока будет медленно, но верно перевешивать чашу догматичной аскезы.

Кульминацией фильма является празднование, посвящённое дню рождения настоятельницы. Ради него монашки убрали из сестринской трапезной все распятия и иконы(!), стены украсили яркими тканями и фонариками, а головные уборы украсили разноцветными веночками из цветов. Главным номером празднования должно стать выступление Иоланды, которую специально для этого сёстры уговаривали всем коллективом – так они хотели угодить матери-настоятельнице.

И вот само празднование. Специально прибывшая с ревизией старшая по рангу сестра, и так пребывающая в некотором оторопении от увиденного, узревает следующую сцену: вульгарно одетая певичка показывает в святых стенах свой не самый целомудренный номер, а весёлые монашки ей с удовольствием подпевают. После того, как она официально ставит настоятельницу в известность о ликвидации обители, та ей высокомерно отвечает, что уже добилась у Ватикана разрешения на основание своего ордена, и даже нашла для этого финансы (ей обещали хорошо заплатить за провоз через границу крупной партии наркотиков). А затем следует концовка фильма… изящным образом замыкая сюжетную линию в кольцо. И оставляющую один большой вопрос, который можно сформулировать как “Ну… и что?”.

Альмодовар блестяще снимает фильмы, как будто помещая зрителя в гущу событий и преподнося ему всё происходящее целостно, как феномен – без скрытых смыслов и символов. То есть зритель, как бесплотный дух, наблюдает за героями на улице, в спальне, в туалете (это место действия уже стало чуть не визитной карточкой испанского маэстро), испытывая чёткое ощущение того, что сам режиссёр конкретно этим ничего не хотел сказать. Стандартная схема “Чтобы всё получилось, вот здесь зритель должен заплакать, а вот тут задуматься” в его фильмах совершенно не угадывается – хотя, конечно, пустыми их назвать нельзя. Но в “Нескромном обаянии порока” в конце так и не становится ясно, что Альмодовар хотел всем этим сказать – да и хотел ли вообще. Вроде как послушать звук водопада или шелест листвы – впечатляет, но если в этом и есть какой-то смысл, то воспринимать его нужно как-то по-другому. Так, как лично я пока не умею.

Андрей Годар

Спасибо магазину вкусного кино “Устрица” за возможность посмотреть фильм!