Софья Андрухович "Сьомга"

По структуре это сборник новелл, объединенных темой взросления, фигурой героини (слово «фигура» годится в обоих смыслах) и пристальным вниманием к плоти (тут «фигура» ближе к «телу», чем к «персоне»). «Сьомга» начинается с преследований незадачливого вуайериста, из-за которого чуткое внимание писательницы обращается на саму себя. И что же она делает? Конечно, начинает раздеваться!

Вот она демонстрирует свое голенькое детство, неприкрытое отрочество, разоблаченную юность, нагую молодость. Нежное тело - от длинных пальцев ног до тяжелой груди, от разбитых детских коленок до длинной девичьей шеи. Два кольца, два конца, а посередине рыба-семга: розовая, сочная, призывная, со сладким продольным надрезом. Как бы разобраться, что же оно такое? Дано мне тело — что мне делать с ним? Каким оно было и каким стало? И что по мере взросления этого странного тела происходило в прикрепленной к нему сверху голове — то длинноволосой, то стриженой, то умной, то бестолковой?

Важно вот что: под легкой тканью андруховичевой прозы бушует неистовая телесная жизнь. «Повітря аж сочилось масною вологою, а м’ясисте листя витких, подібних до плазунів, рослин торкалось своєю слизькою прохолодною поверхнею гарячих розпашілих щік і плечей, роблячи сріблясті мазки — схожі на шмарклі, що залишають по собі равлики». Таких цитат тут можно надергать сотню — словно карасиков в заповедном пруду на утреннем клеве. Все вокруг переполнено растительным и животным мясом — густым, жирным, шевелящимся, растущим, атакующим, ненасытным. И вся эта плоть, не исключая зрелища разрезанного чрева и пульсирующих внутренностей, с точки зрения автора, невыносимо прекрасна.

К счастью, Андрухович пишет не только о своей беспечной голове, соблазнительных внешних и удивительных внутренних органах. «Сьомгу» населяет множество персонажей, чьи психологические портреты изображены со снайперской точностью. Такова детсадовская воспитательница Людмила Пилиповна, климактерическая гитлериха, в характере которой злоба и ненависть волшебным образом сочетаются с нежной умильностью, а методы работы с детьми вызвали бы уважение армейских сержантов и тюремных вертухаев.

Симптоматично, что откровенные сцены в «Сьомге» несут на себе отпечаток инертности, растерянности и вялого безразличия. С сексуальным опытом героине явно не повезло — рядом крутились почему-то сплошь уроды и гопники. Прямо диво дивное: растет себе такой нежный цветок, а вокруг него ошивается какая-то пошлая дрянь. Сцены торопливого траха или неловкого отсоса у очередного Вовчика воспринимаются как акты надругательства над святыней. Боже, думаешь, как же натерпелась бедная девочка, пока не нашла такого замечательного мужчину, как ее нынешний супруг!

А вот и не надо так думать, ответит коварная Софийка — и устроит в финале жуткую сорокинскую сцену, в которой метафора познания внутреннего мира любимой женщины воплотится в ее ревнивое ритуальное расчленение. И нарисует последнюю из 70 наивных картинок, которыми проиллюстрирована книга. На ней от героини остался лежащий навзничь черный силуэт, не потерявший, однако, женской привлекательности: ноги, попа, живот, грудь — все на месте. Вырванное из груди сердце продолжает стучать. Туду дух-ту ду дух-ту ду дух. Жизнь прекрасна.

Підписуйся на наш Facebook і будь в курсі всіх найцікавіших та актуальних новин!