Однако смотрел ты это, пусть по службе, но сам. И что ты там увидел? Что, кроме интенсивного развития абсолютно пустого места, еще в "Братстве кольца" начавшего выдавать себя за полное благодаря наличию ста миллионов в бюджете? Ну, на сей раз бюджет чуть меньше, потому и развитие чуть ускорено. Но два хоббита (Элайджа Вуд и Шон Эстин) продолжают идти в страну зла, чтобы выбросить лишнее золотое колечко. Так, завалялось зачем-то. Два других хоббита (Доминик Монаган и Билли Бойд) вырываются из злодейского плена и попадают в лес. Еще три братана (Вигго Мортенсен, Орландо Блум, Джон Риз-Дэвис) попадают в нормальную страну, на которую страна зла пошла войной. Затем первые двое сталкиваются с моральным уродом (фрагменты Энди Серкиса) и доходят до страны зла исключительно его молитвами. Двоих других берут в плен живые деревья леса. Трое оставшихся, вступив в человеческие отношения с нормальной страной, организуют оборону. Затем первые двое уходят из страны зла в другую нормальную страну... И так далее. Эдак перечислять чьи-то передвижения по поверхности можно без ограничений.
Конечно, за счет постоянного чередования трех сюжетных линий ритм бодрее, и в сон не клонит, как это было в первой серии "Властелина колец". Но, может, лучше бы склонило, поскольку композиционно вторая серия напоминает просто три рулона туалетной бумаги, надетых на одну деревянную перекладину. Сама бумага — из чего-то жеваного-пережеваного, из целиком синтетических, ненатуральных волокон, хотя и блестящих, и переливчатых. Конечно, кому надо, будет разматывать, и в принципе на унитазе можно провести жизнь. Но чем тогда надо болеть, вот вопрос?
Оставим Толкиена толкиенистам. Режиссер Питер Джексон блестяще справился лишь с одним моральным уродом. Смысл есть у этого Голлума-Смеагорла и киношный, и психологический. Компьютерно сделан без страха и упрека, два разных голоса наяву, подозрительный и покорный, идеально передают вечные подозрения и вечную покорность каждого из нас, попавшего в переплет. Раздвоение личности на экране, пожалуй, еще так не передавалось. Больше характеров нет, но еще Джексон справился с переходом через болото. Мертвецы, затянувшие Фродо под воду и пробудившие в нем подсознание, вечно серое и мутное — очень стильные, как и колористическое решение.
Вообще по всему кино лучше стало сочетание крупных планов и общих, и резкие тревеллинги по красотам природы с появлением на горизонте очередного зла либо очередных этапов путешествия дают намек на чьи-то собственные глаза, которые могли бы все это действительно увидеть. Апофеоз намека, к сожалению, очень краток — это когда Фарамир, брат погибшего Боромира (Дэвид Уэнэм), рассматривает в Гондоре старинную карту Средиземья. Географическая карта как таковая обладает ровно той степенью условности в сочетании с живым первоисточником, которая могла бы дать ключ ко входу во все показанное как в живое и настоящее, с положенными атрибутами: сопереживанием, уважением, пониманием. Если бы она только почаще повторялась, чего, увы, нет.
Намного лучше, чем в первой серии, снята война, причем не только потому, что ей отдан почти час времени, то есть все уважение режиссера. Просто вполне законченно, фатально выглядит на войне готическая поверхность. В Средневековье действительно были сплошные междоусобицы, потом снимали про них немало, поэтому аккуратны замок Мордор и замок Гондор, исход мирного населения, военные советы, осады и налеты, латы и арбалеты: все это драматургически правильно.
Джексон по-прежнему не справился с орками, кукольными не меньше, чем их средства передвижения. По-новому, но тоже очень плохи живые деревья — это просто беда. Откуда они двуногие? Недоделаны крылья у черных призраков, гибкости не хватает, не вписывается в фатальную картину чисто электрический глаз Саурона. По-прежнему ужасен Элайджа Вуд, особенно когда изображает пафос, вращает глазами по-взрослому и говорит умственные слова, при том, что намедни показывали его как бы хоббитовские, то есть розовенькие и жирненькие детские ножки. Сколько протянет показанное при столь полном отсутствии чувства юмора?
Но, разумеется, самая дурнота — от перевирания перевранного. По уровню пафоса и претензий это совсем не детское кино, но во второй серии окончательно проясняется, что Толкиен что-что выдумывал чисто для выдумки, не для мира и не для воззрения на него. А теперь это безостановочное, как моченедержание, выдумывание и вещание с тысячами приклеенных носов и ушей, прорисованных на мониторе уродов и синтезированных народов поглощает все больше реальных материй — неба, воды, травы. Но в этой воде и этой траве нет ровным счетом ничего одухотворенного — того, что дается контекстом, ассоциациями.
Ну, скажите, зачем мне высосанные из пальца эльфы с гномами, если давно уже были невысосанные гвельфы и гибеллины? Зачем мне мифический Гондор-Мордор — одно название таинственно, — если уже пару тысяч лет как можно прочесть список кораблей — до середины и со всеми тайнами Эллады и Илиона, которые действительно хранятся в мифологическом мышлении? На бумаге гораздо более основательны Гомер и Макиавелли, а по кадру колонны былых реальных завоевателей маршируют со времени Сесиля Б. де Милля. "Спартак" и "Потоп", и даже "Ватерлоо" Бондарчука воюют интереснее, вызывают сопереживание. Там был хоть Наполеон, и про Агирре и Эльдорадо можно думать, про "Императора и убийцу" — тоже можно легко, хотя это Китай, то есть почти Марс. Но там есть, чего понимать, не зная и зная, что не узнаешь никогда.
Средиземье, придуманное одним несчастным английским профессором, на бумаге еще, может быть, допустимо, как вариант, хотя и тупиковый: одному профессору никогда не заменить миллиарды, творившие мифологию или историю с географией. Но когда эта тупость механически воплощается в лица, одежды, дома, пейзажи и войны, она становится агрессивной. "Две крепости" — это уже совсем проявленная агрессия, извините, невежества и недомыслия. Две побочных эмоции после трех часов тошноты — досада на то, что такие старания и вложения коту под хвост (Бернард Хилл мог быть Карлом Великим вместо какого-то одномерного старого короля), и твердое убеждение, что читать Толкиена я не буду теперь даже по приговору верховного суда.
Коментарі