Владимир Козлов “Школа”

Можно ходить на закрытые поэтические вечера, часами рассуждать о преимуществе раннего Маяковского над более поздним и наоборот, читать японских авторов с труднопроизносимыми фамилиями и регулярно

23 червня 2005, 11:26

Можно ходить на закрытые поэтические вечера, часами рассуждать о преимуществе раннего Маяковского над более поздним и наоборот, читать японских авторов с труднопроизносимыми фамилиями и регулярно посещать просмотры в Музее кино. Или можно абстрагироваться, не замечать разруху, убогость, распущенность и беспросветность. Но в таких случаях прозу Владимира Козлова следует принимать дозированно, иначе последствия от столкновения с реальностью могут стать самыми тяжелыми.

Владимир Козлов пишет о детстве, пишет предельно откровенно и жестко. Его герои – молодежь окраин. Те, кого именуют гопниками. Безмолвное, затравленное племя озверевших подростков, раздавленных локомотивом времени. Отсутствие морали, идеалов, беспробудное пьянство и вечная, ничем неискоренимая скука символизирует каждый их прожитый день. В отличие, скажем, от лимоновского “Подростка Савенко”, в своих книгах Козлов не пытается трактовать поступки своих персонажей. Его цель обозначать, а не выносить суждения.

“Школа” – первый роман Владимира Козлова и приквел “Гопников”, дебютного сборника повестей и рассказов, объединенных одним героем – Андреем Гонцом. Как можно догадаться, речь в “Школе” снова пойдет о плохих парнях “с периферии”, выброшенных на обочину жизни.

Позже, в рассказах “Крым”, “Офис”, “Август” персонаж “Школы” и “Гопников” незаметно для себя трансформируется в стандартного обывателя. Распрощавшись со старой системой, он станет винтиком в новом механизме. Утреннее пиво, вялотекущие трудодни, случайные связи, вечерняя водка и всё та же знакомая скука. Здесь можно провести параллели с “Заводным апельсином”, но если Алекс из романа Энтони Берджесса (Antony Burgess) может хотя бы отдаленно претендовать на звание бунтаря, то гопника Владимира Козлова своим неприкрытым равнодушием и ничем не оправданной жестокостью сложно даже отнести к человеческому роду-племени.

Однако, в отличии от “Гопников“, “Школа” – гораздо добрее. Этот роман можно читать даже утонченным девушкам, ностальгирующим по ранней юности, вспоминающих, как всё начиналось. В романе много любви, песен “Ласкового мая”, кафе-мороженое, школьных дискотек и поездок в Ленинград на каникулы. И хотя там конечно есть алкоголь и драки (главный герой все-таки гопник), на общую романтическую атмосферу это не особенно влияет. “Школа” – это не только социальная критика, но и светлая история первой любви, блистательная картина становления брошенного поколения, где за жестокостью стоит юношеский романтизм, а за случающимися в таком возрасте праздниками жизни мерцает бездна метафизического ужаса.

Козлов – прекрасный стилист, способный буквально прочувствовать речь и передать ее абсолютно точно и естественно. Фактически “Школа” – это триста страниц точно переданных речевых конфронтаций, Козлов с маниакальной дотошностью прописывает интонации, у него гипертрофированный слух на ту эпоху, хотя сам автор, судя во всему, рад тому, что совка и постсовка если не прошла, то проходит. Удовольствие от произведений Козлова не имеет ничего общего ни с ностальгией по СССР 1980-х, ни с этнографическим любопытством; книга не про время и не про пролетариат, а про кажущегося взрослым подростка, который на самом деле всё больше впадает в детство. “Школа” – история про ложное взросление; “роман несостоявшегося воспитания”.

При подготовке рецензии были использованы следующие материалы: Сайт Владимира Козлова (Иван Калиничев), журнал "Афиша" , издательство Ad-Marginem , "Книжный клуб 36.6"  .

Підписуйся на наш Facebook і будь в курсі всіх найцікавіших та актуальних новин!


Коментарі

символів 999

Loading...

інформація