Кирилл Кириллов. Интервью только для нас

Так всегда бывает: когда думаешь, что всё не очень радужно, а иногда и вовсе плохо, появляется кто-то или что-то, полностью опровергающее мрачные сомнения. Так и в литературе. Казалось бы, сейчас

29 серпня 2005, 14:28

Так всегда бывает: когда думаешь, что всё не очень радужно, а иногда и вовсе плохо, появляется кто-то или что-то, полностью опровергающее мрачные сомнения.

Так и в литературе. Казалось бы, сейчас может быть успешным только тот молодой автор, который пишет о чернухе, порнухе или, на худой конец, о злосчастном переплетении сна и яви. Ан нет, появляются и раскручиваются писатели, не зацикленные на темных сторонах жизни или психоделическом восприятии реальности.

Молодой питерский писатель Кирилл Кириллов относится именно к когорте “не зацикленных”. Вниманию наших читателей интервью с ним — одним из лучших авторов Рунета. Чтобы вам было интереснее и удобнее, наши милые сердцу читатели, мы разделили его  на несколько блоков.

Ну что ж, наслаждайтесь!

О творчестве. О писательстве.

1. Кирилл Кириллов — это псевдоним?

— Почти все об этом спрашивают. Это не псевдоним. Настоящее имя. Не знаю, чем мои родители руководствовались при выборе, но получилось… интересно.

2. Действительно интересно. Кирилл, в своих произведениях используешь опыт своих близких? Есть ли персонажи, списанные с конкретного человека? Если да, то насколько эти персонажи узнаваемы?

— Наверное, нет. Даже если и была какая-то реальная история с реальными людьми, то я стараюсь сделать так, чтоб они остались неузнаваемы. Я очень трепетно отношусь к своим друзьям. Это очень ценно — иметь хороших друзей. И я стараюсь не огорчать их хотя бы своим творчеством. Вроде бы, пока удавалось.

3. Как приходят сюжеты? Как у Островского: услышав крик в овраге, он додумал, что могло быть до и после этого крика. Эти додумывания и легли в основу “Грозы”.  

— В принципе, так, как у Островского. Какое-то событие (возможно, и самое незначительное) становится толчком. А сюжеты не придумываются, они рождаются. Причем часто в самый неподходящий момент, когда записать нельзя.

4. Когда ты творишь, твои близкие должны ходить на цыпочках, не дергать тебя по пустякам? Ты терроризируешь домашних?

— Нет. У меня нет домашних — я живу один. Но если бы и жил с кем-то, не терроризировал бы. Правда, творить, когда кто-то есть на моем жизненном пространстве — не могу. Мне неприятно, когда кто-то заглядывает ко мне в монитор.

5. Когда тебе работается лучше всего?

— По ночам. Где-то с десяти вечера до четырех утра.

6. Под какую музыку пишется лучше всего? Или предпочитаешь работать в тишине?

— Смотря что пишу. Когда пишу жесткий текст, со стрельбой и мордобоем, предпочитаю жесткую музыку, например, Rammstein или Paradise Lost. Когда что-то более спокойное, то включаю что-нибудь помягче, лучше вообще без слов, например, Paco de Lucia, Mike Oldfield или G.E.N.E. Еще люблю послушать немецкий металл и французский шансон (к нынешнему отечественному шансону, хрипящему в маршрутках и киосках, французский не имеет никакого отношения. — Прим. ред.). Иногда слушаю БГ и песни Вертинского в исполнении БГ. Акустический рок: Комарова, Башакова, Пашу Кашина. Вообще люблю самую разную музыку. “Телевизор” люблю весь и давно. Михаил Борзыкин вообще колоссальный человек — то, что он пишет, мне очень близко.

7. Твои произведения где-то публиковались? Каким издательствам ты уже предлагал их?

— Публиковались в парочке газет, в том числе и украинских (к сожалению, их названий я не помню), в нескольких журналах, один рассказ даже в “Если” напечатали. Издательствам пока активно не предлагал, но собираюсь обратиться в “АСТ” или в “Эксмо”. С издательствами вообще сложная ситуация. Они готовы публиковать только романы, причем не менее чем на 10 авторских листов (а это очень и очень много. — Прим. ред.). А я в основном рассказы пишу, новеллы в духе Стефана Цвейга (Stefan Zweig). Но надеюсь, что найдутся издательства, способные оценить мои  неформатные тексты.

8. Удивительно. Сейчас чуть ли не все молодые писатели концентрируются на чернухе, на магическом реализме или, на худой конец, фантастике. Такое впечатление, что сейчас только громкий эпатаж приносит успех молодым дарованиям. Твои же рассказы совершенно другие. Их просто приятно читать. Они достаточно серьезные и в то же время простые — их готов перечитывать, и не один раз.

— Я думаю, что ориентироваться только на быстрый успех глупо. Всё равно, хорошее серьезное произведение будет успешно. Это просто вопрос времени. Я не ориентируюсь на дешевые эпатажные “фичи”. Искусство должно если не воспитывать, то, по крайней мере, не принижаться до уровня примитивной серости. Отличный пример — Борис Акунин. Это грамотный, талантливый писатель. У него в произведениях нет голых красавиц, наркотиков и рек крови, он пишет интересно, не пошло, умно. И при этом прекрасно продается.

9. Хотел бы, чтобы твои произведения экранизировали? И кому бы доверил экранизацию?

— Хотелось бы, но пока это мало реально. Если бы все-таки это было возможно, хотел бы, чтобы над более лиричными произведениями потрудился Девид Финчер, Ларс фон Триер или Педро Альмадовар. Если когда-нибудь напишу боевик, хотелось бы, чтоб его снимали Роб Коэн или Джон Ву (John Woo). Российским режиссерам вряд ли доверился бы. У нас, на мой взгляд, мало достойных режиссеров, способных передать всю глубину произведения более серьезного, чем комиксы. А вот актеров хороших много. Например, хотел бы пригласить Олега Меньшикова на роль какого-нибудь лирично-тряпичного персонажа. Евгений Миронов — очень достойный и интересный актер. Караченцев, Илин… Молодежи много замечательной.

10. Чье мнение для тебя авторитетно? Ты показываешь свои рассказы сначала какому-то конкретному человеку или же выкладываешь их сразу на всеобщее обозрение?

— Я показываю рассказы сначала своим друзьям-редакторам. Они вносят правки. Я — технарь по образованию, поэтому у меня правописание хромает часто. Как у Винни Пуха: “оно хорошее, но немного хромает”. А потом выкладываю свои труды на всеобщее обозрение. Главное — не показывать никому незаконченных произведений. Я чувствую прямо-таки боль, когда кто-то заглядывает мне через плечо в монитор, когда я работаю. Брр. Не люблю я этого.

11. Ты часто экспериментируешь в своих текстах?

— Да. Пожалуй, каждый новый текст — это эксперимент. Только стараюсь, чтобы в рамках одного произведения было не больше одного эксперимента. Стараюсь не перегружать текст стилистическими “заморочками” — иначе он будет внушительным, но малочитабельным. Мне нравится экспериментировать скорее с формой, нежели с содержанием. Например, в одном из рассказов повествование велось от лица нескольких человек, каждый из которых вклинивался посреди мысли другого. Иногда повествование ведется от лица предметов или даже незримых сущностей, например, от лица Ангела-Хранителя, который, незримо (насколько получилось) присутствовал во всём рассказе, но проявился только в последнем предложении. Что же касается стилистических приемов — не могу дать точных названий того, что я делал (я не литературовед), но слышал отзывы людей разбирающихся. Звучало заумно и  внушительно.  

12. Ты пишешь довольно много прозы. А стихи писал?

— Да. Я и сейчас пишу. Редко. И не публикую. Они мне не нравятся — слишком мрачные и какие-то... детские, что ли. Проза получается значительно достойнее.

Немного о личном.

1. Насколько “Занавески” автобиографичная вещь?

— Лишь в том смысле, что в моей квартире на окнах действительно нет занавесок, и когда-то я имел несчастье жить по соседству с довольно навязчивой женщиной. Но в остальном — всё придумано. Особенно финал (финал — очень жестокий. — Прим. ред.).

2. В этом рассказе ты огромное внимание уделяешь герою, во всех подробностях описываешь его накачанное тело (девушки — берегитесь!), очень детально пишешь обо всём, что он делает, как живет. Но при этом женский образ прописан не так подробно. Почему?

— В “Занавесках” мужчина — главный герой. Он начал историю, он был ее пружиной и мотором, он за это и расплатился.  А женщина была, скорее, на вторых ролях, как сила природы. Знакомая, неумолимая, а потому не очень и интересная. Но это справедливо только для данного рассказа. Хотя и в других я стараюсь женскими образами не увлекаться. Женская природа для меня слишком загадочна.

3. Героиня рассказа весьма навязчивая. И даже пренеприятная именно из-за своей назойливости. Естественно, таких людей никто не любит. Но как ты относишься к женщинам, которые готовы проявить инициативу? Которые первые подходят знакомиться, не ждут телефонных звонков, а идут в решительный бой?

— Мне нравятся решительные женщины, которые не стесняются проявлять свои чувства. Показывать, что им нравится мужчина (если, конечно, без пошлости), первыми завязать разговор. Я не понимаю, зачем сидеть в баре и строить глазки, но не подходить первой (дескать, я не такая, мол, вы — мужчина, вы и завоевывайте). Не понимаю женщин, которые будут сидеть часами у телефона в ожидании звонка, но сами боятся, стесняются или принципиально не хотят  сделать первый шаг. Проявление инициативы женщиной — это совсем не плохо.

4. Тебе нравится эпоха рыцарей и прекрасных дам?

— Наверное, да. Хотя эта эпоха не прошла. Просто несколько видоизменилась.

5. Мечтал ли ты о награде? Какую хотел бы получить?

— Из ныне существующих, никакую. Слишком все ангажировано и продажно.  

6. Прыгал ли ты с парашютом?

— Нет. И не хочу. Ни с парашютом, ни без. Так получилось, что в жизни есть такие вещи, сила воздействия которых не сравнима с теми “экстремальными развлечениями”, которые может предложить современная индустрия этих самых развлечений. Поэтому нет смысла тратить деньги и время. Тем более, что этим ни себе, ни кому другому ничего не докажешь. Опасность-то к минимуму сведена.

7. А чего ты боишься?

— Пожалуй, стать инвалидом. Смерть не так страшна, страшно не иметь возможности вести нормальную полноценную жизнь, еще и напрягать своих близких.

8. Ты не куришь. Боишься подорвать здоровье?

— Я пробовал, но мне не понравилось. Неприятен и запах дыма, и послевкусие во рту. Я вообще стараюсь к курильщикам близко не подходить.  Я довольно долго занимался каратэ, а у нас были строгие порядки. Если пришел на тренировку и от тебя пахнет табаком (неважно, курил ты, или просто сидел в накуренном помещении), ты должен отжаться сто раз подряд. А не сможешь с первого раза, через полчасика во второй — и так, пока не сделаешь. Могу сказать, что отжимался я нечасто.

9. Что тебя может быстро расстроить, вывести из равновесия (на самом деле, Кирилл — более чем уравновешенный человек)?

— Практически ничего. Я редко теряю голову. А расстраивает общая картина окружающего мира, наверное.

10. А что легче изменить: себя или мир?

— Если начнешь менять мир, он тебе отомстит. Быстро и жестоко.  Поэтому лучше менять себя, свое отношение к миру, тогда и мир вокруг постепенно изменится.

11. Какая у тебя мечта?

— Не хотел бы об этом говорить. Это слишком личное. Мечта недосягаема.

12. А цель?

— Цель может быть меркантильной.

13. Квартира, машина, дача?

— Нужна только квартира. У меня уже есть одна, но мне нужна побольше и покомфортабельнее, и обязательно с красивым видом из окна. На лес, парк или на Неву. Но в идеале, конечно, на залив. Машины я не люблю, в принципе. Мог купить неоднократно, но не хотелось. А дача? В принципе неплохо, но не обязательно. Я не очень люблю грядки и кусты со смородиной. С бытовой точки зрения — я  счастлив. Всё, что мне необходимо, у меня есть. А того, чего нет, можно купить без особых усилий.

Совсем чуть-чуть о городах.

1. Ты родился, вырос и сейчас живешь в Петербурге. Чувствуешь ли ты на себе “питерский отпечаток”?

— Да, как и все его жители. Это совершенно особенный город. Он абсолютно не приспособлен для жизни. Он очень некомфортен. Его построил настоящий маньяк ценой многих, очень многих человеческих жизней. Но при этом в городе заложена удивительная идея. Если ей проникнуться. Для тебя на свете не будет ничего дороже. Особенно это проявилось в блокаду. Обессиленные голодные люди закапывали в землю памятники, чтоб их не разрушило при обстреле. Когда не было дров, они жгли книги, мебель, но не срубили ни одного дерева в Летнем Саду. А ведь охранять было некому…

2. Есть Петербург Достоевского — чахоточный, грязный, унылый. И есть Петербург Пушкина — праздничный, яркий, столичный (конечно, такое разделение условно). Так вот — какой Петербург тебе ближе?

— Думаю, есть один Петербург. Его нельзя разделить. Это как две стороны одной медали. Одно не существует без другого.

3. А как тебе Киев? Мне, например, кажется, что Киев и Питер несколько похожи. На каком-то ассоциативном уровне — я не могу объяснить этого сходства. А как ты считаешь, есть между этими городами что-то общее?

— Мне показалось, что по внешнему виду Киев похож скорее на Москву. Во всяком случае, центр города. Что же до людей, в Питере люди более сдержанные, отстраненные, закрытые, что ли. А Киев — южный город, здесь очень громко разговаривают. Люди более эмоциональные. Хотя я тут всего второй день, поэтому однозначно сказать трудно.

Об авторитетах в литературе.

1. Есть ли для тебя авторитеты в литературе, на которых ты ориентируешься? Кто тебе больше всего импонирует?

— Роберт Энсон Хайнлайн. Он нравится мне и как писатель, и как человек. Он многое узнал, многого добился и прожил свою жизнь достойно. Он был первым профессиональным писателем, который жил исключительно на гонорары, полученные за книги. Кстати, его книги и через десять лет после смерти входят в десятки лучших. Чуть не стал губернатором Калифорнии. В войну вместе с Азимовым и ДеКампом проектировал радары. А его книги… (смеется) о Хайнлайне я могу рассказывать часами.

2. Сравнение с каким писателем было бы для тебя лестным?

— Я не хочу, чтобы меня с кем-то сравнивали.

3. А сравнивают?

— Да. Сравнить можно что угодно и с чем угодно. Сравнивали с Веллером, Кингом (Stephen King), другими авторами. Но я отношусь к этому несерьезно. Во-первых, я не считаю себя достойным сравнения с такими авторами, а во-вторых… Конечно, я чувствую, что на меня влияли какие-то писатели. Например, тот же Веллер или Стругацкие. Но это влияние нельзя понимать буквально, нельзя такие вещи доводить до примитива.

4. Кем в детстве хотел стать?

— Никем. Даже на семейных праздниках, когда бабушки-дедушки, рассчитывая умилиться, спрашивали, кем я хочу быть, я отвечал: никем. Вообще. Потом, после череды случайностей, стал программистом и математиком, поступил в замечательный питерский институт ЛИТМО. Но по-настоящему нашел свою дорогу только курсе на третьем. Совершенно неожиданно даже для себя отправил статью на конкурс в один, тогда только зарождающийся, журнал. К собственному удивлению меня и еще пятерых человек выбрали примерно из 50-ти. Потом началась работа в различных изданиях журналистом и редактором, а потом как-то сама собой стала писаться и проза.

О книгах и фильмах.

1. Самая смешная книга, которую доводилось читать?

— Сложно сказать. Сложно выбрать единственную книгу. Сейчас на ум пришли “Флоузы” Тома Шарпа (Tom Sharpe). Мне нравится черный юмор. Но только в исполнении англичан. Только они могут шутить по-черному без чернухи. Еще вспомнился Ирвин Уэлш (Irvine Welsh). Его тексты провокационны, иногда брутальны, но в них чувствуется некая идея, стиль, иногда — целая концепция. А заниматься простым топорным описанием человеческих  пороков, как они есть, — мне не интересно.

2. Были ли книги, которые сместили твое мировосприятие?

— Были, конечно. Самое серьезное влияние на меня оказала, пожалуй, “Чужак в земле чужой” Роберта Хайнлайна. Мощная книга.

3. Какой фильм был самым любимым в детстве?

— “17 мгновений весны”. Меня этот фильм не просто поражал, он меня прямо-таки подавлял (если бы Кирилл знал украинский язык, он бы мог подобрать более точное слово — “приголомшив”, но он его не знает — жаль. — Прим. ред.). И замечательная чешская сказка (к сожалению, не помню, как называется) про волшебника Румбурака, принцессу Анабелу и простого чешского парня, попавшего в эту фантасмагорию. Куда там хоббитам!

4. На каких книгах рос?

— В два года знал наизусть “Бородино” Лермонтова. В младшей школе читал Жюля Верна, Джанни Родари, Стивенсона и Дюма. В старшей — Достоевского, Стендаля, Цвейга. Тяготел к классике и эпосу, особенно скандинавскому.

5. Странно, обычно все читали “Легенды и мифы Древней Греции”.

— Я тоже читал, но мне скандинавский эпос как-то ближе. Их боги какие-то очень живые. Их поступки очень похожи на человеческие, немного гипертрофированные, но без пафоса, присущего эпосам других народов.

6. А Кира Булычева читал?

— Ну, это уже позже. Как раз под окончание школы очень увлекся фантастикой. Буквально зачитывался Хайнлайном, Шекли, Желязны, Стругацкими.

7. А что больше нравится у Стругацких? Более серьезные вещи, вроде “Пикника на обочине”, или веселые, например, “Понедельник начинается в субботу”?

— Не думаю, что “Пикник…” серьезнее “Понедельника…”. Это вещи равноценные по серьезности. Даже “Понедельник…”, по-моему, более глубокая вещь. Там философская подкладка очень плотная и многоплановая. Просто стиль изложения повеселее.

О работе неписательской.

1. Кем ты работаешь? Зарабатываешь ли писательским трудом?

— Основное место работы — специалист по электронному PR и маркетингу в крупном издательстве. Художественной литературой зарабатывать пока нереально. Да в нашей стране вообще писательский труд ценится мало. А гонораров от статей могло бы, наверное, хватить на скромную жизнь без излишеств. Потребности у меня не очень большие, но в них я не очень люблю себя ограничивать.

2.  Ты пиарщик. И должен разбираться в рекламе. Какая реклама тебе нравится?

— Не люблю рекламу с навязчивыми образами пышных блондинок. Мне нравится реклама добрая и не обращенная к низшим чакрам, как говорит Задорнов. Пожалуй, моя любимая — это отряхивающийся от грязи, как собака, джип; и из последнего —  первая реклама МТС с Вадиком, который спал во время разбора предстоящего матча, зато без запинки вспомнил до какого числа должен подключиться к оператору сотовой связи. По-моему, забавно.

3. Как ты относишься к тому, что сейчас людей делят на две группы: потребителей и производителей, периодически меняя ролями. И отношения между людьми очень меркантильные, очень “товарно-денежные”?

— Спокойно. Мне нравится одна фраза о рекламе и копирайтерах: “Эту рекламу делают не дебилы, а для дебилов”. Иными словами: хотящий быть обманутым — будет обманут, не хотящий — не будет.

А что касается меня, когда сам придумываю рекламу, стараюсь быть честным с клиентом, не обещать золотых гор, а честно указывать на выгодные для него стороны и даже иногда на недостатки. Это, в конечном итоге, приносит большие дивиденды компании и улучшает отношение людей ко мне, что также приносит больше моральных и материальных выгод.

4. Например, каких?

— Репутация, например. Гораздо полезнее иметь репутацию человека, который все честно тебе расскажет, чем парня, который что-то тебе “впарил” и исчез. И в долгосрочной перспективе гораздо выгоднее даже в финансовом смысле. Мне некомфортно, если я знаю, что сделал какую-то гадость, кого-то обманул, подсидел, что-то утаил. Я предпочитаю честно смотреть людям в глаза.

5. И получается?

— Вполне. Слова: “Не мы такие, среда такая” — это для слабых. Тех, кто привык плыть по течению. Я считаю, что настоящий человек, личность, должен не тащиться у судьбы на поводке, а брать за руку и вести ее за собой. Свой мир мы строим сами, хотим мы этого или нет.

Как это верно: свой мир мы строим сами!

Вопросы задавала Катерина Гичан

Підписуйся на наш Facebook і будь в курсі всіх найцікавіших та актуальних новин!


Коментарі (1)

символів 999

Loading...

інформація