Рю Мураками “Меланхолия”

Имя Рю Мураками (Ryu Murakami) связано у читающей публики в первую очередь с экстримом. Скажете Рю, и обязательно возникнут ассоциации с наркотиками, жестким извращенным сексом и насилием. Именно

20 грудня 2005, 12:38

Имя Рю Мураками (Ryu Murakami) связано у читающей публики в первую очередь с экстримом. Скажете Рю, и обязательно возникнут ассоциации с наркотиками, жестким извращенным сексом и насилием.

Именно таким образом и преподносится издателями трилогия, в которую входит роман “Меланхолия” (Melancholia). В аннотации к этой книге аж два раза употребляется определение “страшный”. “Страшный и непредсказуемый роман”, “страшный и непредсказуемый процесс обольщения”... Не так это. Нет процесса обольщения. То, что происходит с героями, никакого отношения к тому, что мы привыкли называть обольщением, не имеет.

Всё начинается с интервью, которое японская журналистка Мичико берет у преуспевающего продюсера Язаки. История Язаки занимает в романе центральное место. Это история всепожирающей ревности к женщине, которую он, по его же словам, даже не любит. Но жажда обладания, всепоглощающая обида ребенка, у которого отобрали любимую игрушку, делают его существование невыносимым. Именно об этом он и рассказывает Мичико, поглощая попутно херес и кокаин.

Чем откровеннее его рассказ, тем сильнее ощущается пустота, которая его заполняет. Неторопливо, действительно меланхолично, Язаки рассказывает о своей жизни. Но вот что странно — образ человека не возникает. Мы видим массу людей, с которыми он сталкивается, среди них — женщины, с которыми он занимается извращенным сексом, подчиняя их, стараясь убедить самого себя в том, что у них нет личности. Мы видим массу деталей. Но нет стержня, нет человека, который находится в центре этого мира.

Рю Мураками, в отличие от своего тезки Харуки, пишет жестко. Герои Рю не выпадают из этого мира в поисках самих себя, а органично существуют в постиндустриальном пространстве Японии или, как в данном случае, Америки. То, что произошло с Язаки и Мичико, могло произойти только в антураже ХХІ века. Когда самым значимым американским героем, по словам Язаки, был Ганнибал Лектер. Исходя из того, что и как рассказывает Язаки, становится ясно, почему — ведь Лектер наполнил мир собой. Он сам — страшный, извращенный, но самостоятельный мир. Он самодостаточен. В отличие от персонажей “Меланхолии”.

Меланхолия идет из той пустоты, которая находится внутри Язаки, пытающегося заполнить ее наркотиками и сексом; внутри Мичико, ответственно, но, в общем, бездушно относящейся к своей работе и личной жизни. Да и есть ли эта жизнь? В основном она  сводится к физиологическому сексу с холодными интеллектуалами-ньюйоркцами.

Именно опустошенность заставляет Мичико стремиться к подчинению. Видимо, это и решили назвать издатели “историей обольщения”. Но обольщения нет. Есть всё возрастающая, становящаяся болезненной жажда наполненности смыслом, содержанием. Если это будет означать мазохистское подчинение, — пусть. Именно эта жажда и толкает Мичико на поступки, которые раньше она сама сочла бы безумными. Язаки не делает для этого ничего, он тут почти ни при чём. Он просто существует. Но поскольку он отличается от остального окружения журналистки, и этого оказывается достаточно.

Прозу Рю Мураками часто называют аморальной. Так это или нет… Каждый человек решает сам. В любом случае Рю дает возможность решить читателю, хочет ли он становиться таким, как его герои, или нет.

Максим Лисицын

Підписуйся на наш Facebook і будь в курсі всіх найцікавіших та актуальних новин!


Коментарі

символів 999

Loading...

інформація