Среди относительно большого количества техно-музыкантов довольно сложно встретить человека, который уделяет внимание чему-то, кроме музыки. Погрузившись в извечные проблемы звукоизвлечения из своих приборов, ощетинившихся ручками, и компьютеров, на 90 % используемых как те же приборы, они далеки от строгих концепций и далеко ведущих умозаключений. Их жизнь подчинена ритму, ритм подчинен им — круг замкнут, равновесие соблюдено. Максимум внимания уделяется технической стороне процесса, и это правильно и понятно, ведь на то оно, собственно, и техно. Но не все довольствуются производством электронной музыки как механическим процессом. Одним из этих, нет, не музыкантов, скорее, деятелей, является Томас Бринкманн (Thomas Brinkmann). Человек, возведший техно в ранг идеологии, сравнимой по масштабам разве что с робоглобализмом Kraftwerk.
История его намного запутанней и извилистей, чем его музыка, которая, кстати, в основном представляет собой minimal techno в классическом варианте. Классическом хотя бы потому, что сам он является живым классиком стиля. Так вот, в 80-х годах живой классик разъезжал на такси в качестве водителя просторами Дюссельдорфа и ни о чём таком в общем-то не задумывался. Хотя, наверное, всё-таки задумывался, потому как в свободное от работы время посещал класс Яниса Кунелиса Дюссельдорфской художественной академии. Через какое-то время конструировать инсталляции из бросового материала ему надоело, а может, и не надоело, а просто материал был не самый подходящий. Но как бы там ни было, он отправился продолжать обучение на факультет теории и методологии искусства под руководством профессора Освальда Винера. Там он в течение шести лет постигал теорию автоматов, в чём однозначно преуспел. Окончательно убедившись в том, что мыслительный процесс является автоматическим, и, как следствие, человеческая сущность в целом есть не что иное, как комбинация механически обусловленных процессов, он отправляется в Париж. Там ведет семинары на темы постструктурализма, но, видимо, теория утомляет его — влекомый жаждой деятельности, он оказывается в минимал-мекке под названием Кельн.
Тамошняя техно-тусовка, состоящая преимущественно из музыкальных ортодоксов, о которых шла речь в самом начале, не спешила принимать в свои ряды концептуально-озабоченного Бринкманна: “А что это за штука у него под мышкой? Да он один из этих модернистов, им бы только шуметь чем попало…” Примерно так можно представить их реакцию на первое детище Томаса — проигрыватель с двумя тонармами. Суть изобретения сводилась к следующему: иглы, помещенные на одну и ту же дорожку, выдают один и тот же звук с разницей во времени, причем звук от одной иглы идет в левый стереоканал, от другой — в правый. Ближе к центру расстояние между иглами сокращается, эффект немного меняется. Все это напоминает эффект delay, то есть смещение звука, доступный в любой компьютерной программе, но… В общем, изготовив с помощью вертушки-мутанта вариации на треки небезызвестных минимал-прародителей Ричи Хоутина (Richie Hawtin) и Майка Инка (Mike Ink), он относит их в магазин “Комппакт”, где работает последний, и оставляет на прилавке. Даже не понявший, как были получены эти треки, Майк решает их выпустить. Так свет увидел первый альбом ремиксов, записанный без помощи компьютера и музыкальных инструментов, под названием “ Studio 1 — Variationen”.
Следующим порождением Томаса стали Click’n’cuts, что можно перевести как “щелчки и обрезки”. На этот раз гуру акустических концепций не удовольствовался манипулированием чужой музыкой руками-тонармами, он создал музыку, а заодно стиль, ножом. Происходило это так: взяв виниловую пластинку, он на месте, где заканчиваются треки и начинается шуршание, вырезал поперечные линии-бороздки. Попадая в них, игла в зависимости от глубины бороздки воспроизводила звук разного диапазона: от глухой бочки до сухого hi-hat, причем бесконечно. Но и это ещё не все, чтобы добиться скорости 133.3 удара в минуту, он располагает 4 самые глубокие бороздки, отвечающие за бит, на равных промежутках друг от друга, получая в итоге крест с осью в центре пластинки. Таким образом, его музыку можно уже не только слышать, но и видеть, что, по его мнению, делает её понятнее и ближе слушателю.
Дальше — больше. Увлеченный визуализацией звучания, он начинает выпускать пластинки с рисунком дорожек в форме геометрических узоров, видных под определенным углом. Не долго думая, его провозглашают художником-концептуалистом. Да и сам он не спешит называть себя музыкантом, по крайней мере, избегает категоричности в этом определении. Достигнув абсолютной гармонии формы и содержания, Бринкманн празднует торжество единства творчества и геометрии. И пусть его треки не всегда доведены до совершенства, ему важна суть процесса: “всегда остаются какие-то мелочи, которые можно было бы исправить… Но я говорю себе: в целом это именно то, чего ты хотел, и пусть это останется именно в таком виде. Идея читается? ОК, этого достаточно”.
Вадим Грибоедов
Підписуйся на наш Facebook і будь в курсі всіх найцікавіших та актуальних новин!
Коментарі