Лада Лузина: “Мне нужно убить Ладу Лузину и стать этой книгой”

Перед вами продолжение разговора с Ладой Лузиной, она же - Владислава Кучерова, она же - скандальная журналистка, она же - известная писательница, она же - гадалка, она же - на все руки мастер, она

18 січня 2006, 15:42

Перед вами продолжение разговора с Ладой Лузиной, она же - Владислава Кучерова, она же - скандальная журналистка, она же - известная писательница, она же - гадалка, она же - на все руки мастер, она же - непосредстенна, как ребенок.

О гаданиях и будущем вы можете узнать по этой ссылке.

О скандальной журналистике, на смену которой пришла литература, и о Киеве читайте здесь.

А теперь рассказ о том, почему нужно убить Ладу Лузину как личность и стать книгой.

Как у Вас проходит процесс написания книги? Может, есть некий график (например, Маринина пишет свои детективы в традиционном рабочем режиме: с 9 до 18)?.

– Да. Именно таким образом я и пишу, в рабочем режиме. Я знаю людей, которые умудряются писать между делом, как бы походя, от случая к случаю. Но сама я могу написать именно в рабочем режиме, это уже проверено опытом. Более того, мне нужно на период работы над книгой убить личность, убить Ладу Лузину и стать этой книгой. То есть книга является главной, а я … “раб лампы”.

Что-то в эти моменты руководит Вами, двигает Вами?

– В какой-то степени так. Или что-то во мне движет мною. Мы же все выполняем какие-то роли. Например, ты выходишь замуж, ты рожаешь ребенка. И становишься на определенный период только матерью. Иначе нельзя. Хотя можно и по-другому, но это неправильно, это не функционально. По большому счету, твое в данный момент доминирующее “я” убивает все остальные. Я бы сравнила книгу с ребенком. У меня пока еще нет детей. Но по тому, что я уже знаю от своих близких, написание книги действительно схоже с рождением ребенка. Ты точно так же вынашиваешь ее. Ее еще нет на свете, но она уже в тебе, и она уже полностью тебя заполняет. Она подчиняет тебя всего.

Что же касается графика работы, то он очень отработанный. Я утром просыпаюсь и практически сразу приступаю к работе, хотя не обязательно сразу сажусь за компьютер. Это довольно сложно объяснить тем, кто сам не пишет. Утром я довольно долго прихожу в себя, собираюсь, пью кофе, брожу по комнатам. Всё это может длится два часа. Но на самом деле я всё это время уже работаю: я обдумываю сюжетные ходы, придумываю образы, перепитии. Думаю, что можно изменить, исправить. Уже практически днем я пишу в привычном понимании этого слова. Вечером я читаю книги. Либо я читаю книжки непосредственно связанные с тематикой моей работы. Так было, когда я писала “Киевских ведьм”.

Этот роман крепко завязан на истории Киева. Естественно, вечерами я читала книги по истории города, чтобы уточнить то, что я написала или то, что буду писать завтра. Когда я писала “Ведьм”, то регулярно ездила на Петровку (киевский книжный рынок на метро “Петровка” – прим. ред.) и покупала всё, что хоть как-то связано с ведьмами, колдовством, магией, ритуалами, Киевом, его историей. Причем художественная или историческая ценность потом не имели особого значения. Главным было то, чтобы книжки вписывались в тематику.

Ну, а если произведение не связано с историей, там не требуется соответствие тому, что происходило в действительности, то я читаю книжки в той или иной мере близкие по тематике. Чтобы войти в тему, чтобы в этой теме находится.

Бывает такое, что книга, словно воронка, засасывает. И пока всю воронку, всю спираль не пройдешь, невозможно выбраться из текста. Так и Вы "входите" в материал?

– Перед тем, как написать, я уже вхожу в тему. Но важнее, наверное, не выйти из темы в течение долгого времени. Два месяца – это долго, не говоря уже о полугоде или целом годе. Ведь хочется и погулять, и сменить обстановку, и отдохнуть, и сменить гардероб и т.д. А всего этого нельзя себе позволить, потому что это – переключение на другое состояние души, а надо всё время находится в теме. По крайней мере, мне. Книга – живая и появляется она на свет так, как и всё живое. Ее нельзя сконструировать. Вернее, можно, но это будет нечто совсем другое. Люди, которые будут читать подобное произведение, не будут верить в написанное, не будут верить в то, что это – правда. И не будут проживать так, как проживал это ты.

Поэтому я всегда понимала, что не смогу написать о том, что относится к разряду мужской литературы: об убийствах, войнах, разборках… Потому что я знаю, что мне это необходимо прожить, пережить все эти ужасы, эту боль. Есть вещи, которые я, на данном этапе жизни, не хотела бы переживать. И даже на уровне написания не рискнула бы с ними сталкиваться.

Многие актеры, готовясь к роли, проживают ее и в жизни, в ситуациях, далеких от драматургии, они вживаются в роль и в повседневности. И это уже не их поступки, а поступки их героев (во всяком случае, они в это верят). Проделывают всё это для того, чтобы внести жизненность на сцену. Вы пользуетесь подобными приемами, чтобы внести остроту в повествование? Или до такой степени Вы не “заморачиваетесь”?

– Вряд ли. Для меня книга хороша, когда она живет своей жизнью. Когда она идет, потому что идет; развивается так, потому что может развиваться именно так, а не иначе. Помню, когда я писала “Кивских ведьм” (а это многослойный роман с тремя главными героинями), первый месяц ушел только на то, чтобы разобраться с характерами Кати, Маши и Даши. Когда я полностью поняла своих героинь, когда я точно знала, что в такой-то ситуации они поступят так-то и никак иначе, стало легко писать дальше.

Раз уж мы затронули тему героинь, давайте поговорим и о прообразах. Известно, что прототип Натальи Могилевой Наталья Могилевская даже получила приз в номинации прототип года на фестивале “Мир книги”. У других героинь наверняка тоже есть прообраз. Или Вы “с себя пишете”?

– Не совсем. Хотя, например, прототипом Маши Ковалевой в какой-то мере выступила я сама. И для Иванны Карамазовой (той самой, которая “Я – ведьма” – прим. ред.) я тоже стала прообразом. А такая барышня, как Даша Чуб – это совершенно не я, она – моя полная противоположность. Хотя у нее есть реальный прототип. Эта барышня действительно закончила училище им. Глиера (киевское музыкальное училище – прим. ред.), рассекала на мотоцикле, была арт-директором рок-клуба. Мы долго с ней не виделись. Но как образ она осталась в моей голове. А вот, например, у Кати из “Киевских ведьм” прообраза не было. Катя – мой идеал в данном смысле. Многие искали ее прототип, а его просто нет (очень довольно улыбается как чеширская кошка, видимо, тому, что образ настолько жизненный – прим. ред.).

Имена и фамилии Ваших героев несут мессидж? Например, имена героинь в “Африке”, “Я + Я или Крещенские гадания” в равной степени мужские и женские, так сказать, унисексные.

– На самом деле подобрать правильное имя герою очень сложно. Нужно, чтобы звукосочетание отображало ощущение от героя. К тому же, в “Я + Я” главную героиню зовут Валерией еще и потому, что имя это и мужское и женское (поэтому непонятно, кого нагадала героиня – женщину или мужчину) и делится на два (Валя и Лера). Что касается Жени, имени главной героини “Африки”, то здесь сыграло роль то, что это едва ли ни мое самое любимое произведение. Имена Женя и Юлий – мои любимые имена, поэтому я дала их любимым героям.

Но гораздо интереснее с именами героинь “Киевских ведьм”: Кати, Маши и Даши. Мало того, что это мои любимые имена. Но и фамилии у них совсем не случайные. Чуб – девичья фамилия моей бабушки, Доброжанская – девичья фамилия моей прабабушки. Маше я бы дала свою фамилию, Кучерова, если бы она не засветилась в “Женском журнале”. Поэтому Маше я дала девичью фамилию своей лучшей подруги. И потом для меня было принципиальным то, чтобы фамилии были украинской, польской и русской. Потому что Катя, Маша и Даша – это ядро Киева.

О синтетическом искусстве и экранизации Киевских ведьм читайте здесь.

Разговор ведет Катерина Гичан

Підписуйся на наш Facebook і будь в курсі всіх найцікавіших та актуальних новин!


Коментарі

символів 999

Loading...

інформація