Фрида Кало. Грусть “Синего дома”

Есть в Мехико дом цвета индиго. Он спрятан за высокими стенами, в глубине сада

Грубый серый камень расписан красно-синим орнаментом.

Его так и называют – “Синий дом”. Этот дом был госпиталем, студией, сценой, а потом – музеем.

Когда-то побывать здесь почитали за честь самые знаменитые художники, писатели, общественные деятели разных стран. Теперь это место паломничества всех, кто хочет пристально всмотреться в судьбу, в детали той, которую зовут Легендой.

В “Синем доме” прошла жизнь Фриды Кало, напоминающая сценарную заявку на кинодраму.

Сюда, в этот дом она привела и своего мужа, испано-индейца, полное имя которого было Диего Мария де ла Консепсьон Хуан Непомусено Эстанислао де ла Ривер-и-Баррьентос де Акоста-и-Родригес, того, кого весь мир знает как Диего Риверу.

“В моей жизни было две аварии: одна – когда автобус врезался в трамвай, другая – это Диего”, - любила повторять Фрида.

Эти трагедии уже смолоты в порошок жерновами людской молвы. О них снимает фильмы Голливуд, пишут книги, ставят спектакли…

Первая авария – это когда перенесшая в детстве полиомиелит, совсем молодой девушкой Фрида попала в автокатастрофу. Автобус, в котором она ехала, столкнулся с трамваем, и отскочивший от перил железный прут прошил тело юной девушки, повредив позвоночник, задев таз, ребра, ключицу. Правая нога, иссушенная полиомиелитом, была переломана в одиннадцати местах. Тридцать два раза Фрида побывала на операционном столе. Это своеобразный мировой рекорд. Кроме того, ее постоянно преследовала мысль о возможном проявлении наследственного заболевания: отец страдал эпилепсией.

И потом уже, когда она победила смерть, пришел Диего. Он был огромен и толст. Растущие клочьями волосы, выпученные от возбуждения или, наоборот, прикрытые набрякшими веками глаза. Он напоминал людоеда, но “людоеда доброго”, как сказал о Диего Максимилиан Волошин, встречавшийся с ним в Париже. Сам себя Ривера любил изображать в виде толстобрюхой лягушки с чьим-то сердцем в руке. Его всегда обожали женщины, Диего отвечал взаимностью, но как-то признался: “Чем сильнее я люблю женщин, тем сильнее я хочу заставить их страдать”.

И были семейные отношения “страстные, одержимые и порой мучительные”. В 1934-м году Диего Ривера изменил Фриде с ее младшей сестрой Кристиной, позировавшей ему. Сделал это открыто, понимая, что оскорбляет жену, но отношений с ней порывать не хотел. Удар для Фриды был жестоким. Гордячка, она своей болью не желала делиться ни с кем — только выплеснула ее на холст. Получилась картина, быть может, самая трагичная в ее творчестве: обнаженное женское тело иссечено кровавыми ранами. Рядом с ножом в руке, с равнодушным лицом тот, кто нанес эти раны. “Всего-то несколько царапин!” — назвала полотно ироничная Фрида.

Принято писать, что над ней с детства тяготел жестокий рок. В 6 лет она перенесла полиомиелит, и с тех пор правая нога была короче и тоньше левой. “Фрида — деревянная нога” — жестоко дразнили ее сверстники. А она плавала, играла с мальчишками в футбол и даже занималась боксом. На ногу натягивала по 3–4 чулка, чтобы выглядела, как здоровая. Физический дефект помогали скрывать брюки, а после замужества — длинные национальные платья, какие до сих пор носят в Мексиканском штате Оахака и которые так нравились Диего. Впервые Фрида появилась в таком платье на их свадьбе, одолжив его у служанки.

Больше всего в жизни Фрида любила саму жизнь — и это магнитом притягивало к ней мужчин и женщин. Несмотря на мучительные физические страдания, он искрилась юмором, могла хохотать до изнеможения, подшучивать над собой, развлекаться и от души кутить. И только взяв кисть, позволяла себе думать о неизбежном. Она мечтала о ребенке, но страшная травма не позволила ей иметь детей. Три беременности — а это был настоящий подвиг в ее положении — закончились трагично. И тогда она стала рисовать детей. Чаще всего — мертвых. Хотя большинство ее картин, натюрмортов, пейзажей пронизаны солнцем и светом. А их много — почти 200, и около половины — автопортреты. С мужем, на руках у кормилицы (лицо взрослой художницы приставлено к телу младенца), с Диего-ребенком на руках, со своим доктором и даже... со Сталиным.

“Синий дом” до сих пор хранит зачитанные до дыр тома Маркса, Ленина, работы Сталина, рядом — Зиновьев, изданный в 1943 году в Мехико, тут же — публицистика Гроссмана, посвященная Великой Отечественной войне, и совершенно неожиданная “Генетика в СССР”. В спальне, в изголовье кровати, висят большие портреты основоположников марксизма-ленинизма и самых даровитых их последователей. Мао Цзэдун в красивой деревянной раме, Ленин выступает с трибуны на Красной площади перед уходящими на фронт красноармейцами. Инвалидная коляска стоит рядом с подрамником, на холсте незаконченный портрет Сталина. Вождь изображен суровым, с нахмуренными бровями, в белом парадном кителе, с одним золотистым маршальским погоном. Второй погон Фрида нарисовать не успела...

А на полке в ее кабинете среди книг по анатомии, физиологии и психологии (она серьезно изучала медицину, вникала в теорию Фрейда, даже стала первой пациенткой, подвергнувшейся в Мексике психоанализу) стоит сосуд с заспиртованным человеческим эмбрионом. Как напоминание о неродившихся детях?

Множество подлинных памятников древней культуры, которые Диего и Фрида собирали всю жизнь, находится сейчас в саду “синего дома”. Каменные идолы, такие же каменные животные схоронились под пальмами и кактусами. Тут и там выглядывают индейские маски. Здесь есть даже — редкость для иного этнографического музея — каменная плита с кольцом для игры в мяч — древняя и совсем небезобидная забава мексиканских индейцев: ведь капитан проигравшей команды приносился в жертву богам.

Странное чувство юмора, напоминающее смех висельника, всегда было присуще Фриде. “Нет ничего дороже смеха, - писала она, - с его помощью можно оторваться от себя, стать невесомой”. А в другом месте отмечала, что “наиболее смешная вещь в мире – это трагедия”.

“Я весело жду ухода и надеюсь никогда не возвращаться. Фрида” – таковы последние слова из дневника, слова прощания с этим миром. Почти полвека она обитает в зеркалах родного “Синего дома” вместе со своим Диего, и, может быть, они давно стали одним целым…

A-mol