Партизаны – народные мстители

Партизан в годы Великой Отечественной войны принято было называть “народными мстителями”. В этом названии есть особый смысл. Если для всего цивилизованного мира партизаны – члены нерегулярных

10 травня 2006, 09:48

Партизан в годы Великой Отечественной войны принято было называть “народными мстителями”. В этом названии есть особый смысл. Если для всего цивилизованного мира партизаны – члены нерегулярных военизированных формирований, которые исподтишка нападают на мирных жителей и представителей действующей власти, то у нас еще со времен Отечественной войны 1812 года за партизанами закрепилась репутация носителей дубины народного гнева. Враг, попавший под удар этой дубины, должен помнить – вступив на чужую землю, он поставил себя вне закона, и воевать по правилам с ним никто не будет. Гитлеровцы вполне оценили эту старинную традицию: если в начале войны на партизан в своем тылу они смотрели как на обыкновенных бандитов, то позже стали считать их заклятыми врагами, для уничтожения которых приходилось снимать с фронта целые дивизии.

В полной мере оценить значение партизанского движения в годы войны очень сложно. Но несомненно, что оно было одним из важных факторов победы. Партизаны действовали практически на всей оккупированной территории СССР. Считается, что всего с 1941 по 1944 год в партизаны ушло до миллиона человек – а сколько точно, никто не считал и уже не подсчитает. Были среди них рабочие, крестьяне и интеллигенты, были старики и дети, мужчины и женщины, русские и украинцы, белорусы и казахи, грузины и армяне, азербайджанцы и молдаване. Партизаны уничтожили, ранили и захватили в плен едва ли не миллион фашистов, вывели из строя более 4 тысяч танков и бронемашин, разрушили и повредили 1600 мостов, подорвали 20 тысяч эшелонов. 184 тысячи партизан были награждены орденами и медалями, 248 человек удостоены звания Героя Советского Союза, 20 командиров партизанских соединений получили на плечи генеральские погоны. Но самое главное – партизаны сумели серьезно осложнить немцам жизнь на оккупированной территории и заставили их отвлечь с фронта значительные силы для наведения порядка в тылу.

В послевоенном СССР о партизанах широко говорить было не принято. До середины 1960-х годов “партизанская” тема находилась в тени, и положение изменилось лишь после 20-летнего юбилея победы. Во-первых, массовыми тиражами стали выходить как художественные, так и документальные книги о партизанах, во-вторых, именно на приключения народных мстителей переключилось производство кино- и телефильмов о войне. Вряд ли случайным можно считать тот факт, что первый советский сериал “Вызываем огонь на себя” был снят о брянских партизанах, которые совместно с польскими подпольщиками разгромили немецкий военный аэродром.

В перестроечное и постперестроечное время отношение к партизанам стало меняться. Появились как документальные исторические исследования, показывающие жизнь партизан без прикрас и легенд, так и построенные на “жареных фактах” публикации “сенсационного” характера, выставляющие партизан бандитами и головорезами. Правда, как ей и положено, находится посредине между мифами советского и постсоветского времени.

Образ партизана, выстроенный в общественном сознании, если и варьируется, то несильно. Обычно это крепкий бородатый дед с ружьем, словно сошедший с картины Верещагина “Не замай!”, стерегущий врага за разлапистой елью: “Не одного волка завалил старик Тимофеич в мирное время, но когда пришла война, взял он верную берданку и пошел бить двуногих фашистских волков. Не знали пощады лютые звери, пришедшие грабить нашу Родину…”.

А в жизни всё было куда проще. Были, конечно, и старики Тимофеичи, и Вани Петрухины, и майоры Александровы с секретарями Давыдовыми, но чаше всего партизанами становились безымянные пехотные лейтенанты и капитаны, отставшие от своих частей в начале войны – и не по трусости отставшие. Немцы перли вперед неудержимой лавиной – летом 1941 года немецкая армия держала самый высокий темп наступления за всю историю войн. Части Красной армии, обойденные с флангов, не успевали вовремя отступить, и оказавшиеся на оккупированной территории советские солдаты становились головной болью для войск второго эшелона вермахта и частей СС. Были и дезертиры, бросавшие фронт и мечтавшие отсидеться где-нибудь в селе, пока не стихнут бои. Были беженцы, были люди, приехавшие погостить к родным и застигнутые врасплох накатившейся войной. Вот они-то и сбивались в группы, группы соединялись в отряды, где пистолет был на двоих, винтовка – на троих, а гранаты с автоматом воспринимались как подарок судьбы.

Командование группой принимал на себя лидер. Это мог быть бывший поселковый участковый Иван Локотков, бывший школьный учитель Андрей Гак, бывший командир взвода Джума Сарбаев, бывший инженер Александр Щербаков – довоенная профессия после 22 июня 1941 года роли не играла. Важно было другое – мог он повести за собой людей или нет. Если мог – то вел, где словом, где приказом, а где и угрозой расстрела (с трусами и паникерами не церемонились). Не было на нём отглаженной формы, скрипящей портупеи и добротного полушубка. Была прожженная шинель, простреленная гимнастерка, пропотевшая рубаха да не успевшие стоптаться сапоги. И прежде всего перед ним стояла задача выжить в хаосе первых военных дней, увести свою группу от идущей вперед пехоты в серых куртках и лязгающих танков с крестами на башнях. Увести в глубь леса, подальше от дороги, чтобы можно было перевести дух, осмотреться, подсчитать, прикинуть шансы, а потом уже и действовать.

Были, конечно, и специально оставленные в тылу врага комиссары и секретари обкомов. Были у них и секретные пакеты с сургучными печатями и грозным приказом “вскрыть только в случае крайней необходимости”. Говорилось в тех пакетах: “В занятых врагом районах создавать партизанские отряды и диверсионные группы для борьбы с частями вражеской армии, для разжигания партизанской войны, для взрыва мостов, дорог, порчи телефонной и телеграфной связи, поджога складов и т.д.”. Но как создавать, если вокруг хаос и неразбериха, если одна инструкция строжайше предписывает в первую очередь спасать партийные документы, вторая – вывозить советское имущество, а третья – взорвать обком, вокзал и мост, и всё одновременно. А взрывать некому, группу саперов у моста уничтожили вражие немецкие десантники, где находится взрывчатка для подрыва обкома – неизвестно, а вывозить документы смысла уже нет, потому что фронт отодвинулся еще на 10 километров восточнее. И затаившиеся враги советской власти повыползали на улицы, встречают оккупантов цветами и радостными криками, ох, недоработали карающие органы перед войной, ох, недоработали, и каждая собака знает, что ты не инженер Сидоров вовсе, а секретарь обкома Фомичев, и поди угадай, кто из провожающих тебя взглядом не свернет за угол и не бросится в комендатуру с криком: “Герр комендант, вон по улице партейный секретарь идет!”.

Шумел сурово Брянский лес, и шли под его кронами нескончаемые колонны партизан. С первых же дней горела земля под ногами у фашистов, не знал враг покоя ни днем, ни ночью. В страхе ворочались в своих постелях под награбленными одеялами сельские старосты, пошедшие в услужение к оккупантам, чутко прислушиваясь до рассвета – а не раздастся ли стук в окно и не прилетит ли в это окно граната. Одуревшие от страха немецкие часовые сонно клевали носом на посту и получали финкой в шею или прикладом по затылку, а потом взрывалась казарма, и полуодетые солдаты выскакивали с криками точно под огонь партизанских пулеметов. Ехал по дороге черный лимузин под охраной двух грузовиков с солдатами, и на лесном повороте взрывалась под правым колесом мина, улетал в кювет “Мерседес”, а грузовики, закиданные бутылками с зажигательной смесью, горели факелами, а захваченный в плен немец приходил в себя в партизанском лагере и закатывал глаза в ужасе: “Майн готт! Партизанен!”. Не доходили до фронта эшелоны, потому что заложил под мост мину майор-инженер, а ручку крутанул дед Митрофаныч, и тормозилось немецкое наступление, не могли ничего немцы поделать против вездесущих и неуловимых партизан...

Ничего этого в первые дни не было. Были поначалу налеты на продовольственные склады – есть что-то надо. Были налеты на полицейские посты в деревнях, где вся сила состояла из лейтенанта, унтер-офицера, трех солдат да пяти полицаев. Часовых резали, отбирали оружие и из этого же оружия стреляли. В окно кидали единственную гранату – авось там взрывом всех выметет. С убитых немцев снимали одежду, кровью заляпанную, с захваченных в плен – тоже. Если был в группе человек, по-немецки понимавший, то пленного офицера допрашивали, а не было – вешали так. За офицером вешали и солдат – еды не хватает, пленных за собой по лесам таскать – проблемы умножать, а собаке – собачья смерть, мы их сюда не звали. Приговор заключался в одной фразе: “Смерть фашистским оккупантам!” Полицаев, коли повезло им остаться в живых, иногда отпускали – всё равно их немец пристукнет, раз налет проморгали, а иногда отправляли вслед за немцем – сам виноват, шкура продажная, знал на что идешь, и не говори, что тебя силой приневолили. Порой полицай вымаливал прощение – не губите, мужики, хоть что делайте, с вами пойду, мстителем буду. Выносился приговор “условный расстрел” – ладно, будь в партизанах, пока вину не искупишь. Так и ходили под условным расстрелом по нескольку месяцев и больше.

После удачного налета, навьючив на себя оружие с продовольствием, отряд уходил в лес. Командир, конечно, начинал планировать следующую операцию, но допрежь этого у него была масса других, куда более насущных проблем – холод донимал, значит, надо что-то носить. А что носить, когда в лес уходили летом, вся одежда – латаная-перелатаная гимнастерка или истрепавшийся костюм. Шинель хорошо если у одного на пятерых, а ночи всё холоднее, и шалаш тепла не держит. Костры особо не разведешь – огонь видно издалека, немцы, обозленные налетами, высматривают, не мелькнет ли где огонек, да еще самолет-разведчик кружит. Если землянки рыть, то место надо выбрать, потому что жизнь кочевая, сегодня здесь, завтра там, а мест хороших мало, тут болото, там тропы неудобные, здесь почва гнилая, а про удобное место каждому зайцу в лесу известно, и уж его-то будут бомбить в первую очередь. Кормить бойцов опять же надо, а кормить нечем – сколько ни урезай пайки, они не вечны, значит, надо в очередной раз продсклад захватывать либо немецкую колонну грабить. А немцы не дураки, пускают во главе колонны броневик, а мина в отряде всего одна, нашли неразорвавшуюся, вот и выбирай – то ли ждать, пока танк по дороге проедет, и его рвать, то ли на броневик эту единственную мину, да уводить фуры с мукой в лес. И лечить бойцов надо – насморк с простудой за болезнь не считается, а вот от цинги зубы выпадают, а уж про раненых и говорить нечего – любое ранение, почитай, смертельно: попало в ногу – долой ногу, попало в руку – долой руку. Причем двуручной пилой, а вся анестезия – стакан спирта внутрь. И становится раненый обузой, да еще и другая обуза на отряде висит – беженцы. Хорошо, если удастся пристроить их к делу: мальцов – в дозоры и секретки, женщин – штопать одежду, а со стариками что делать? Бросить нельзя – свои же, советские, а за собой таскать – тоже не с руки.

Это потом Москва начнет посылать по воздуху оружие и редко – продукты. Это потом, в преддверии операции “Рельсовая война”, снарядит Главный штаб авиацию дальнего действия, и будут летать по ночам Ил-4 и бросать на лесные аэродромы ящики со взрывчаткой и винтовками, да еще молчаливых людей, про которых летчику скажут: “Выбросить в квадрате 16-40 и вопросов не задавать”. А на перехват самолетов пойдут немецкие “Мессершмиты”, чтобы, выйдя из-за туч, расстрелять одинокий самолет. Будут взрываться в воздухе Илы от сдетонировавшей взрывчатки, будут прыгать летчики в ночь с парашютом и потом пять суток блуждать по лесу в поисках партизан, а повстречав – ждать отправки на Большую землю под недоверчивым прищуром командира.

Но чаще долетали и доставляли всё что надо. И вот тогда действительно взлетали на воздух поезда, рвались в куски рельсы, а движение на железной дороге вставало на трое суток. Только это пошло потом, в 1943 году, когда откатился немец от Москвы, когда под Сталинградом перемолотили целую немецкую армию, когда стало ясно, что капут немцу, когда Москва наконец-то начала координировать действия отрядов – вот тогда стали партизаны грозной и единой силой. Только до этого времени надо было дожить сперва.

По материалам www.vip.lenta.ru .

Підписуйся на наш Facebook і будь в курсі всіх найцікавіших та актуальних новин!

Читай також


Коментарі

символів 999

Loading...

інформація