Иногда, отправляясь в какие-то места, где, казалось бы, можно ориентироваться с закрытыми глазами, находишь там весьма неожиданные вещи. Причем настолько неожиданные, что сам по себе возникает вопрос, а туда ли ты, собственно, попал. Присмотревшись, конечно, можно разыскать знакомые очертания, но в свете увиденного они уже никогда не будут прежними. Но это уже не имеет никакого значения — то, что ты увидел, и будет для тебя единственно важным.
К чему эти топографические изыскания? Да просто как-то по-другому выразить всю гамму чувств, вызванных японским оркестром-театром, увиденным на фестивале “Джаз-Коктебель”, не получается. Джаз никогда уже не станет прежним, превернув все с ног на голову, Shibusa Shirazu требуют новых определений. Дать их довольно сложно, слишком уж неуклюжи термины вроде “новаторский” и “потрясающий”. Да и вообще давать определения — занятие неблагодарное, оставлю его критикам, обратив внимание непосредственно на деятельность Shibusa Shirazu.
Название данного коллектива переводится как “Никогда не будь Сооl”, где под Сооl подразумевается популярное направление джаза. Да, у них это получается, и не только это. Ловко перебирая своими инструментами стили и направления, они словно рисуют кистями полотна. В результате мы слышим то психоделический фри-джазовый пейзаж, несомненно японского происхождения, то балканскую батально-танцевальную сцену. Палитра их красок ярка и разнообразна: это и национальные мотивы enka, и национальный японский поп, рок, фолк, грув, хаус, латинские ритмы и опять же джаз. Причем все это не в единой массе, а строго отмеренными, иногда двадцатиминутными порциями, затягивающими в свою глубину и надолго оставляющими ощущение ирреальности и некоторой абсурдности привычного хода вещей.
Перечитав последнее предложение, пришел к выводу, что уместно в конце такого предложения смотрелась бы фраза “жить не хочется”, но вы не подумайте — жить-то после их прослушивания/просмотра как раз хочется.
Сам оркестр, по сути, живой организм, эволюционирующий прямо на сцене. Танцоров буто сменяют груви-танцовщицы, на смену десяти- двадцатиминутным психоделическим джаз-вариациям приходят мелодии варьете, создается впечатление полнейшей вакханалии. Но, всмотревшись повнимательнее, понимаешь, что это большая ошибка.
Все нюансы продуманы с японским фанатизмом, такие детали, как позы танцоров или выражения их лиц, не дают в этом усомниться. Костюмы, несмотря на простоту, идеальны, грим — завораживает. Для танцев-постановок используются любые подходящие места: от помоста с телеэкраном на пятиметровой высоте до VIP-ложи с обомлевшими деятелями высших эшелонов. Порой настолько обомлевшими, что не соображающими, что, собственно, происходит. Так, украшение программы — двадцатиметрового дракона — так и не удалось протиснуть между их инертными телами в ту самую ложу, находиться в которой он имел гораздо больше оснований. В результате японское чудище, ничуть не расстроившись, расхаживало по пляжу.
Да и вообще, сцена для этих людей — понятие условное. Привычно импровизируя, один из танцоров, ловко миновав фотографов, спускается к зрителям. По-русски его имя звучит как Тигр из ущелья, по-японски запомнилось только слово Фуру (Michiyasu 'Furu' Furutani). Он профессиональный танцор буто — национального театрального искусства. Танцем в привычном понимании слова это искусство назвать сложно по ряду причин. Первая: музыка практически не играет роли, то есть все действия танцора происходят независимо от нее. Вторая: танцор практически неподвижен, движутся лишь части его тела. Если и движется, то очень медленно, принимая какие-то весьма экспрессивные позы. Особую роль играют мимика и движения глаз. Зрелище очень впечатляет, стекающая по белому гриму кровь из разбитого Фуру локтя придает картине какую-то странную завершенность.
Как будто для того чтобы придать происходящему более легкомысленную окраску, на сцене от начала до конца находятся две груви-танцовщицы. Несмотря на исполняемые по-европейски задорные танцы, они такая же часть японского колорита, как и периодически появляющиеся из разных уголков сцены стилизованные японские старухи. Последние, наверное, самая яркая дань классике японского театра. Старухи довольно страшны, их карикатурные попытки улыбаться могут рассмешить только самых наивных, но они тоже часть праздника. Своим присутствием они дают понять, что лишних на нем нет и быть не может.
Основным действующим лицом этого гротескного мюзикла выступает Шиничи Ватабэ (Shinichi Watabe), своеобразный Арлекин в синем застиранном халате рыбака, периодически выкрикивающий: “We are fisherman’s band!” Застиранность — как часть программы, ничего случайного. Он выступает именно в этом халате уже многие годы. Концептуальность на любых уровнях своего рода визитная карточка Shibusa Shirazu, ведь они создают совершенство. Это выражается во всем, начиная с фронтмена Ватабэ, своими песнями и криками развлекающего зрителей, заканчивая художником, рисующим во время выступлений, и 20-метровым драконом, воздушными змеями и шибуса-евро, выбрасываемыми в толпу, неизменным фурором на крупнейших мировых фестивалях и званием “Независимого музыкального коллектива № 1 в мире” в Glastonbury
Вадим Грибоедов
Підписуйся на наш Facebook і будь в курсі всіх найцікавіших та актуальних новин!
Коментарі