Макс Волошин: Великий Пан Коктебеля

Вышел незваным, пришел я непрошеным,
Мир прохожу я в бреду и во сне...
О, как приятно быть Максом Волошиным –
Мне!

Да вы наверняка уже с ним знакомы. Максимилиан Волошин – это Коктебель. Он был центром, куда все тянулись. Он умел всё принять и всё понять. Умный, с огромной эрудицией, всесторонне развитый, созерцатель-философ, и не только в поэзии, в живописи находил воплощение его внутренний огонь.

Волошин – это –

“Всё видеть, всё понять,
всё знать, всё пережить,
Все формы, все цвета
вобрать в себя глазами,
Пройти по всей земле
горящими ступнями,
Всё воспринять и снова воплотить”.

Это он о себе.

А вот Марина Цветаева о нём: “Было много тысяч лет... В его мастерской – огромная голова египетской царицы Таиах... Его собственное происхождение – Германия, стремления – на Восток, но... головой, обернутой на Париж”. “Из теста изваянный Зевс”, – называл его Хлебников.

Этот “человек большого стиля” писал о русском и французском искусстве, о живописи, театре, поэзии. Ему принадлежит первая монография о В. Сурикове, опубликованная только в 1985 г., статья о И. Репине, из-за которой он претерпел множество неприятностей, очерк об иконописи, незавершенная книга “Дух готики” (1912–1913). Трудно сказать, что именно, – универсальная одаренность, остроумие, колоритная внешность (“львиная грива – греческая голова... босиком... и... не хитон, а балахон” (Цветаева) – сделали Волошина таким популярным среди интеллектуалов “серебряного века”.

Волошин – хозяин Коктебеля в том смысле, в каком домовой – хозяин дома, а леший – хозяин леса. Он построил тут дом, свой, коктебельский дом, добытый трудом, выколоченный, заслуженный. Этот дом по сей день ждет гостей, похожий на него больше, чем его гипсовый слепок.

В “Коктебель к Волошину” съезжались многие поэты, философы, художники. Сколькие, пройдя сквозь дом Волошина, впервые увидели и полюбили Коктебель, потому что дом Волошина, по существу, был домом отдыха московским и ленинградским писателям задолго до домов отдыха.

Одно из жизненных призваний Макса было сводить людей, творить встречи и судьбы. Бескорыстно, ибо случалось, что двое, им сведенные, скоро и надолго забывали его. Максимилиан Волошин был удивительно радушный, заботливый и тактичный хозяин караван-сарая, где далеко не все гости из “верхов” симпатизировали друг другу. Если споры чрезмерно обострялись, он искусно вмешивался и “лил елей” – но так, что самого елея как-то не замечали, а заметен был только результат: всеобщее смягчение и успокоение.

Все – и “верхи”, и “низы” – одинаково гуляли, купались, загорали (даже обгорали), а по вечерам предавались духовным наслаждениям, выражавшимся в том, что кто-нибудь читал стихи (свои, конечно), а за ужином и после него заводились беседы и рассказы.

Ходил быстро, так, словно всегда – по делу. Вообще движения у него были быстрые, но без всякой суетливости. Голова Зевеса на могучих плечах, а на дремучих, невероятного завива кудрях – узенький полынный веночек, насущная необходимость, принимаемая дураками за стилизацию, равно как его белый парусиновый балахон, о котором так долго и жарко спорили (особенно дамы) – есть ли или нет под ним штаны. Неутомимый, ненасытный ходок. Сколько раз – по звенящим от засухи тропкам, или вовсе без тропок, по хребтам, в самый полдень, с непокрытой головой, без палки, без помощи рук, с камнем во рту (говорят, прогоняет жажду).

Похоронен Волошин, по его просьбе, на самой высокой горе коктебельской бухты.

И сегодня, по обычаю, каждый, кто поднимается к нему на могилу, несет с собой маленький цветной камешек с моря.

P.S.: Мне хочется рассказать тебе кое-что о коктебельском пейзаже. Я всё-таки совершенно серьезно думаю, что коктебельский пейзаж – один из самых красивых земных пейзажей, которые я видел. Вообще, о пейзаже нужно не только очень много думать, но и много сравнивать. А я из всех своих обширных странствий в жизни больше всего сравнивал именно пейзаж. У пейзажа есть самый разнообразный возраст. Есть пейзажи совсем молодые и есть – глубокой древности. Потому что пейзаж как лицо страны может быть так же разнообразен, как человеческое лицо. Всё, что пережито землей, всё отражено в пейзаже.

(Макс Волошин, “ДНЕВНИК ДОМА ПОЭТА”, 1932 год)

A-mol